Чужое место - [7]

Вот тут Луцкой убедился, что письмо если и было розыгрышем, то уж во всяком случае не дурацким и далеко не дешевым. Ибо назвал он при входе только имя и фамилию, а про отчество ничего не сказал. Однако что теперь говорить-то? Хм, а почему бы и не сказать все как есть…

– Понимаете, мне пришло довольно странное письмо, и там в числе прочего сообщалось, что убедиться в его серьезности я смогу здесь.

– Совершенно верно. Я уполномочен заверить, что письмо действительно отправлено той самой высокой особой, чья подпись там стоит. Хотя и не знаю, чья именно, но распоряжение пришло к нам за личной подписью самого Николая Карловича Гирса. В нем требуется подтвердить подлинность полученного вами послания и при необходимости оказать любую входящую в нашу компетенцию помощь, включая финансовую. Правда, если вам потребуется более десяти тысяч марок, придется обратиться к послу в Берлине. Будьте уверены, он примет вас без всяких задержек.

– Спасибо, – пробормотал ошарашенный Луцкой, – мне сейчас ничего не надо… может быть…

– Если что потребуется, заходите, не чинясь, – напутствовал его на прощание Коровин. Еще бы, в письме из МИДа было черным по белому написано, что о работе консульства там составят впечатление по рассказу Луцкого.

Как он дошел до дома, Борис не помнил, да и весь остаток дня прошел в перечитывании письма. Если оно действительно написано рукой императора, в чем вроде уже не приходится сомневаться, то до чего же интересный человек сидит сейчас на российском троне!

Во-первых, с хорошим инженерным образованием. Во-вторых, что вовсе уж неожиданно, с неплохим чувством юмора! И он собирается построить большой и оснащенный по последнему слову техники завод по производству двигателей внутреннего сгорания, на который ему нужен главный инженер. Оклад – для начала три тысячи рублей в месяц. Ого, подумал Луцкой. Вдвое больше министерского и втрое – того, что он получает здесь. Из начальства только директор завода, кандидатура которого будет согласована с ним, и сам император. Неустойку Нюрнбергской машиностроительной компании, где Луцкой уже почти год работает главным инженером, выплатит император из своих средств. Кроме того, он просил передать руководству компании, что если оно не полезет в бутылку и не станет хлопать ушами (именно так император и написал), то при высочайшем содействии сможет получить весьма выгодные заказы в России.

Директор, выслушав Бориса и в тот же день получив подтверждение серьезности намерений русской стороны в консульстве, заявил, что неустойку компания требовать не будет. Александр, еще не будучи не только императором, но даже наследником престола, уже имел авторитет как разработчик двигателей внутреннего сгорания, а его научно-технический комитет давно доказал, что может быть выгодным и надежным партнером. В силу чего упускать столь удобный случай закрепиться на русском рынке руководство совершенно не желало и сразу сообщило об этом в Петербург.

Луцкой из принципа поехал на родину за свой счет, хотя дорогу ему предлагали оплатить и русские, и немцы. Ну вот уж нет, подумал тогда Борис, я все же успешный инженер, а не какой-то нищий, не имеющий денег на билет первого класса в поезде Берлин – Санкт-Петербург.

В поезде Борис познакомился с морским офицером, капитаном цур зее Альфредом Тирпицем, тоже направляющимся в Россию. Поначалу моряк, узнав, что молодой инженер русский, попытался расспросить его о последних новостях из Санкт-Петербурга, но, узнав, что Луцкой последние шесть лет почти постоянно жил в Германии, свернул беседу. И все равно было понятно, что моряка интересует новый русский император, причем в основном почему-то не как государственный деятель, а как инженер.

– Жалко, что вы не можете хоть немного удовлетворить мое любопытство, – вздохнул моряк.

Почему же не могу? – мысленно усмехнулся Борис. Очень даже могу, но не стану. Зачем делиться непроверенными предположениями с первым встречным? Мало ли, вдруг они окажутся ложными? А если нет, то тем более.

Примерно в это время получил письмо из России заведующий отделением Пастеровского института Илья Ильич Мечников. Правда, по стилю и содержанию сильно отличающееся от послания, пришедшего Луцкому. Подписано оно было вице-председателем Императорского научно-технического комитета Евгением Сергеевичем Боткиным. Мечников хорошо знал и глубоко уважал его отца, а с самим Евгением встречался давно, когда тот был еще слишком молод, но нынешняя должность младшего Боткина наводила на размышления. И уж тем более вызывало интерес содержание письма.

В нем вице-председатель сообщал, что в России организуется медико-биологический институт и средств на его деятельность жалеть не будут. Затем следовало упоминание о том, что недавно у императора умер от туберкулеза любимый брат, в силу чего его величество твердо решил всемерно содействовать поискам средств борьбы с чахоткой.

Боткин, кстати, не был уверен в необходимости включения в письмо такого пассажа, но Александр настоял. В отличие от своего лейб-медика, он знал, что после смерти жены, причем именно от туберкулеза, Мечников решил посвятить остаток жизни борьбе с этой болезнью. Правда, получилось у него несколько иное, но то было в другой истории, а что будет в этой – еще бабушка надвое сказала.