Чужие грехи - [45]
— Господи, какое несчастіе! воскликнула Софья. — Такой молодой!.. Совсѣмъ здоровымъ мы его оставили!..
Олимпіада Платоновна вздохнула.
— Вамъ, кажется, даже не писали о его болѣзни? замѣтила миссъ Ольдкопъ.
— Онъ внезапно умеръ, отвѣтила коротко Олимпіада Платоновна.
Всѣ молчали. Тяжелое впечатлѣніе, произведенное на всѣхъ извѣстіемъ о смерти, отразилось и на дѣтяхъ. Они какъ-то пугливо прислушивались къ этой невеселой новости. Евгеній тревожно спросилъ тетку:
— Его, ma tante, сюда привезутъ?
— Да, въ церковь нашу, здѣсь хоронить будутъ, отвѣтила Олимпіада Платоновна.
— Княгиня Марья Всеволодовна одна пріѣдетъ? спросила Софья.
— Одна, отвѣтила княжна.
Завтракъ прошелъ невесело, молчаливо. Олимпіада Платовна не дотрогивалась до ѣды и сидѣла, опустивъ голову. Иногда она приподнимала плечи, точно разсуждая о чемъ-то мысленно и не находя отвѣтовъ на свои вопросы. Когда всѣ стали подниматься изъ за стола, она обратилась къ Рябушкину.
— Пройдите ко мнѣ въ кабинетъ, сказала она и сдѣлала знакъ глазами Софьѣ, чтобы и та шла за нею.
Они удалились всѣ трое изъ столовой.
Олимпіада Платоновна, войдя въ кабинетъ, вынула изъ кармана письмо и обратилась къ Петру Ивановичу и Софьѣ.
— Я не хотѣла говорить при дѣтяхъ и при слугѣ, начала она. — Его убили на дуэли…
Софья всплеснула руками.
— Господи! несчастная княгиня Марья Всеволодовна! воскликнула она. — Мало еще было горя!
— Да, точно несчастная! вздохнула Олимпіада Платоновна. — Тутъ совершилось что то не только трагическое, но что то темное, таинственное… Вотъ прочтите.
Олимпіада Платоновна подала письмо Рябушкину. Онъ сталъ читать.
Въ письмѣ мать убитаго сообщала о его дуэли, о его смерти и между прочимъ писала. «Даже тебѣ я не рѣшаюсь передать въ письмѣ всѣхъ подробностей этого дѣла, о которомъ теперь уже толкуютъ всѣ парижскія газеты, забрасывающія грязью всѣхъ участниковъ этой исторіи».
— Ахъ, ты, Боже мой, что же это такое тамъ произошло! проговорила Софья.
— Я ничего не могу понять, но предполагаю, что драма произошла изъ-за какой-нибудь негодяйки, сказала Олимпіада Платоновна. — Ни во что жизнь и честь ставятъ!.. Хоть бы о матери-то подумалъ!.. И безъ того не сладко живется ей!.. Ну, да пріѣдутъ, такъ все узнаемъ, круто оборвала Олимпіада Платоновна свои размышленія и обратилась къ Рябушкину и Софьѣ. — Я васъ, друзья, просила сюда, чтобы поручить вамъ похлопотать обо всемъ. Вы, Петръ Ивановичъ, позаботьтесь, чтобы въ фамильномъ нашемъ склепѣ все приготовили. Сама я не могу, гдѣ мнѣ тамъ ковылять! Отыщите тамъ могилу моего отца, князя Платона Алексѣевича. Рядомъ съ нею есть мѣсто. Пусть все приготовятъ, какъ слѣдуетъ… Выложить тамъ какъ-то это надо… Отецъ Андрей знаетъ… Присмотрите, чтобы все поскорѣе сдѣлали… Извините, что я навязываю вамъ…
— Да полноте, горячо перебилъ ее Петръ Ивановичъ, слыша въ ея голосѣ слезы. — Сдѣлаю все, устрою, только вы сами-то не волнуйтесь… на васъ лица нѣтъ!..
— Пожалуйста, голубчикъ, пожалуйста! проговорила Олимпіада Платоновна, пожимая ему руку. — Вѣроятно, скоро привезутъ… И ты, Софья, похлопочи, чтобы спальню для княгини провѣтрить… Для прислуги тоже… Ахъ, Господи, Госоподи, вотъ то не думала…
Только теперь горе начало вполнѣ захватывать сердце Олимпіады Платоновны. Она уже не могла владѣть собой и слезы сами собою текли по ея лицу.
— Вѣдь какой былъ славный мальчикъ! проговорила она. — Вотъ, какъ Женю, его любила я…
И вдругъ она обратилась къ Петру Ивановичу.
— Берегите, другъ мой, Женю, внушайте ему честныя, хорошія правила, чтобы онъ не былъ похожъ на этихъ…
Она опять круто оборвала рѣчь и, стараясь подавить душившія ее слезы, торопливо проговорила:
— Ну, такъ хлопочите за меня, калѣку!..
Она была жалка. Грустная вѣсть страшно потрясла ее. Ей вспомнилось теперь многое изъ прошлаго. Еще такъ недавно ея сердцу былъ нанесенъ ударъ, когда она вполнѣ увидала нравственное паденіе, нравственную испорченность Владиміра Аркадьевича. Когда-то она любила и его, возлагала надежды и на его будущее. Не рѣдко тревожили ее думы объ участи дѣтей Владиміра Аркадьевича, брошенныхъ вполнѣ на ея попеченіе. Теперь новая неожиданная утрата близкаго и дорогого существа тяжело отозвалась въ ея сердцѣ и снова поднялись въ ея головѣ думы о дѣтяхъ Хрюмина. Удасться-ли ей приготовить этимъ дѣтямъ болѣе счастливую будущность? Удасться-ли ей сдѣлать изъ нихъ такихъ людей, которые не падали бы нравственно и не ставили бы на карту и жизнь, и честь изъ-за какихъ-нибудь пустяковъ? Какъ ихъ воспитывать? Къ чему подготовлять? Проживетъ-ли она до той поры, когда они встанутъ на ноги и не будутъ нуждаться въ опорѣ? Всѣ эти мысли, всѣ эти вопросы проходили въ ея головѣ и на нихъ не находилось отвѣта. Старуха пережила нѣсколько тяжелыхъ дней, а впереди ей предстояли еще болѣе невеселые дни, встрѣча съ княгиней Марьей Всеволодовной Дикаго, похоронная церемонія…
Въ одинъ изъ знойныхъ лѣтнихъ дней коляска, посланная встрѣтить княгиню Марью Всеволодовну Дикаго, вернулась обратно къ барскому дому въ Сансуси. Изъ экипажа вышла высокая и стройная женщина вся въ черномъ и едва она успѣла ступить на крыльцо, какъ послышался голосъ Олимпіады Платоновны:
А. К. Шеллер-Михайлов (1838–1900) — один из популярнейших русских беллетристов последней трети XIX века. Значительное место в его творчестве занимает историческая тема.Роман «Дворец и монастырь» рассказывает о событиях бурного и жестокого, во многом переломного для истории России XVI века. В центре повествования — фигуры царя Ивана Грозного и митрополита Филиппа в их трагическом противостоянии, закончившемся физической гибелью, но нравственной победой духовного пастыря Руси.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Русский писатель-демократ А.К. Шеллер-Михайлов — автор злободневных и популярных в 60-80-х годах прошлого века романов.Прямая критика паразитирующего дворянства, никчемной, прожигающей жизнь молодежи, искреннее сочувствие труженику-разночинцу, пафос общественного служения присущи его романам «Господа Обносковы», «Над обрывом» и рассказу «Вешние грозы».
Роман А.К.Шеллера-Михайлова-писателя очень популярного в 60 — 70-е годы прошлого века — «Лес рубят-щепки летят» (1871) затрагивает ряд злободневных проблем эпохи: поиски путей к изменению социальных условий жизни, положение женщины в обществе, семейные отношения, система обучения и т. д. Их разрешение автор видит лишь в духовном совершенствовании, личной образованности, филантропической деятельности.
Русский писатель-демократ А.К. Шеллер-Михайлов — автор злободневных и популярных в 60-80-х годах прошлого века романов.Прямая критика паразитирующего дворянства, никчемной, прожигающей жизнь молодежи, искреннее сочувствие труженику-разночинцу, пафос общественного служения присущи его романам «Господа Обносковы», «Над обрывом» и рассказу «Вешние грозы».
Русский писатель-демократ А.К. Шеллер-Михайлов — автор злободневных и популярных в 60-80-х годах прошлого века романов.Прямая критика паразитирующего дворянства, никчемной, прожигающей жизнь молодежи, искреннее сочувствие труженику-разночинцу, пафос общественного служения присущи его романам «Господа Обносковы», «Над обрывом» и рассказу «Вешние грозы».
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».
«Мы подходили к Новороссийску. Громоздились невысокие, лесистые горы; море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Влево, под горою, белели дачи Геленджика…».
Из книги: Алексей Толстой «Собрание сочинений в 10 томах. Том 4» (Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958 г.)Комментарии Ю. Крестинского.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)