Чужие грехи - [19]

— Вѣтрогонка, право, вѣтрогонка! покачала головой мать. — Тебѣ все ни почемъ!.. Нѣтъ, вотъ пожила бы въ моей шкурѣ, какъ каждый день за каждый фунтъ говядины пилятъ, такъ не то бы запѣла.

Почтенная дама почти завидовала освободившейся отъ всякихъ стѣсненій дочери.

Евгенія Александровна бросилась опять ее обнимать.

— Бѣдная, бѣдная мамочка, все то у тебя заботы да хлопоты! щебетала она, лаская мать. — Вотъ такъ то и мнѣ жилось съ этимъ противнымъ деспотомъ!.. Ахъ, если бы ты все знала, ты бы не обвиняла меня…

Дарья Павловна была побѣждена окончательно.

— Ну, не мѣсто здѣсь о мужьяхъ говорить, сказала она.

— Я вотъ какъ нибудь заѣду къ тебѣ. Кстати и о швейкѣ поговоримъ; на зиму много придется шить, а отца знаешь — все скупѣе и скупѣе становится… Въ карты сталъ много проигрывать, сказала она, совсѣмъ понизивъ тонъ.

Евгенія Александровна вздохнула.

— Въ карты ли, мамочка? проговорила она съ сомнѣніемъ въ голосѣ. — Это вѣчная отговорка мужчинъ: въ карты проигралъ, въ карты, а глядишь…

— Ахъ, Женя, Женя, если бы ты все знала! глубоко взохнула мать и отерла слезу. — Ну, когда нибудь заѣду къ тебѣ, поговоримъ по душѣ.

Мать и дочь сошлись тѣснѣе съ этого дня. Но Евгенія Александровна все таки не сразу вошла въ прежній кружокъ знакомыхъ своей семьи. Она даже побаивалась и недоумѣвала, какъ встрѣтятъ ее и что скажутъ эти люди, какъ держать съ ними себя и какъ подкупить ихъ въ свою пользу.

Первой женщиной, которую встрѣтила въ родительскомъ домѣ Евгенія Александровна, была баронесса фонъ Шталь. Это была высокая, плотная и румяная женщина лѣтъ сорока пяти, съ широкимъ лбомъ, съ гладко-причесанными черными волосами, съ крупнымъ ртомъ и рѣзко округленнымъ подбородкомъ. Въ ея быстрыхъ главахъ было что то рѣзкое и жесткое. Она была перновская уроженка, довольно темнаго происхожденія, довольно сомнительной репутаціи, но тѣмъ не менѣе очень извѣстная въ кругу золотой молодежи и жуировавшихъ старичковъ, ведшая широкую жизнь и дававшая вечера, на которыхъ появлялось такъ много новыхъ лицъ, что ихъ даже не считали нужнымъ рекомендовать и представлять другъ другу. Впрочемъ, они и безъ того, не будучи знакомыми, знали хорошо другъ друга и понимали безмолвно, зачѣмъ каждый изъ нихъ являлся въ квартирѣ баронессы. Госпожа Трифонова довольно наивно для своихъ лѣтъ и для своей опытности называла баронессу «дамой высшаго круга» и потому нѣсколько сконфузилась, когда она пріѣхала при Евгеніи Александровнѣ: мать боялась, какъ взглянетъ на ея дочь, бѣжавшую отъ мужа, такая «особа». Но добродушная и снисходительная баронесса фонъ Шталь не подала ни малѣйшаго повода думать, что она осуждаетъ или презираетъ бѣглянку. Напротивъ того, она чуть не бросилась въ объятія Евгеціи Александровны, окинувъ ее съ ногъ до головы быстрыми глазами ястреба, завидѣвшаго добычу.

— Да вы стали еще болѣе прелестною, говорила баронесса, осматривая ее глазами знатока. — Что за цвѣтъ лица, что за фигура!

Обрадованная такой высокой оцѣнкой, Евгенія Александровна крѣпко-крѣпко пожала руку баронессы и проговорила:

— Благодарю васъ… я не ожидала такой встрѣчи… Я думала, что меня всѣ забыли…

Ея мягкій, щебечущій голосокъ звучалъ слезами.

— Вы знаете, душа моя, какъ я всегда любила васъ, замѣтила баронесса.

— Да, со вздохомъ проговорила Евгенія Александровна, — но вы знаете, въ какомъ двусмысленномъ положеніи я стою теперь! Жена, выгнанная мужемъ, мать, лишенная дѣтей! Вѣдь на это нужны серьезныя причины, такъ людей не выгоняютъ… Можетъ быть, я заслужила все это…

Евгенія Александровна приняла совсѣмъ смиренный видъ скромной овечки.

— Ахъ, дитя мое, что ты говоришь! воскликнула «генеральша» Трифонова, поднимая глаза къ потолку и какъ бы призывая небо въ свидѣтели, что ея дочь чиста и невинна.

— Полноте, развѣ я васъ не знаю! сказала баронесса, пожимая плечами.

— Свѣту нѣтъ дѣла до того, что я перестрадала съ этимъ человѣкомъ, продолжала Евгенія Александровна въ томъ же плачевномъ тонѣ. — Онъ съ первыхъ же дней нашей свадьбы оторвалъ меня отъ моей семьи, отъ моихъ добрыхъ старыхъ друзей, отъ моего круга…

— Да, да, насъ съ дочерью разлучилъ! воскликнула «генеральша», вспомнивъ съ горечью, какими упреками осыпалъ ее когда то Владиміръ Аркадьевичъ, вымещавшій на всѣхъ родныхъ жены свою злобу, вызванную его женитьбою.

— Это, видите ли, люди не его круга, продолжала Евгенія Александровна.

— Ахъ, французскія кокотки и балетныя танцовщицы — скажите, пожалуйста, какой кругъ! съ негодованіемъ воскликнула баронесса. — Будто я не знала его и прежде! Тоже ѣздилъ ко мнѣ!

— Къ несчастью, кромѣ этой среды у него и не осталось никакихъ другихъ связей, продолжала Евгенія Александровна. — Правда, онъ, можетъ быть, надѣялся черезъ меня окружить себя людьми иного сорта, сдѣлать связи, составить себѣ карьеру. По крайней мѣрѣ, мнѣ пришлось не разъ пережить тяжелыя минуты, когда я замыкалась отъ разныхъ престарѣлыхъ ловеласовъ съ громкими титулами и крупными чинами.

— А! И это человѣкъ высшаго круга! Какова нравственность! волновалась «генеральша».

— Да, вѣдь это у насъ только мѣщанская нравственность, у насъ все предразсудки! съ горькой ироніей вздохнула Евгенія Александровна. — Но я бы все, все перенесла ради дѣтей, если бы онъ только оставилъ меня въ покоѣ съ ними. Но ему была нужна для его цѣлей свобода, нужно было вытолкнуть меня изъ дому… Но нѣтъ…