Чужая жизнь - [10]
Чудовище — дикая комбинация удава и кондора, — крылатый змей, бил меня крыльями и приближал свое смертоносное жало…
После этого случая я долгое время не решался заглядывать в лесные дебри. Давящий страх, в образе крылатого змея, вселялся в меня каждый раз, когда нога моя вступала в густые заросли. Но искушение было все же велико.
Я жил, как во сне. Тысячи неожиданностей подстерегали каждый шаг моей жизни. Мне трудно было разобраться во всем. Мозг мой воспринимал, но не анализировал. Я не успевал угнаться за событиями: слишком быстро следовали они одно за одним.
Опять мой верный и сильный Чили-Лиму со мной. Опять тускло блестит палаш. И тяжелый зеленый свод давит нас сверху.
Мы привыкли уже к странным крикам, быстрым теням, хлопанью крыльев, хохоту, квохтанью, мурлыканью, свисту и стуку деревяшек. Не удивляемся мы, когда с вершины дерева вдруг камнем падает мертвое тело и тут же с удушающим зловонием разлагается у наших ног.
Смерть здесь быстра и неожиданна. Умирают на лету, во время погони, умирают, подчас не докончив терзать свою жертву. Смерть нетерпелива. Тела разлагаются в течение нескольких минут. И белый скелет разрушается, исчезает так же скоро. Как-то в одну из наших экскурсий я собрал целую коллекцию любопытнейших скелетов и сложил их у себя в хижине. На другой день я обнаружил только кучку белой пыли. — Я понял: химические процессы этих мертвых тел также протекают во времени той неизвестной планеты. Вы поймете теперь, почему я не делал больше ни одной попытки к коллекционированию. Чужая жизнь, в конце концов, обречена была на бесследное исчезновение.
Гонимые быстролетным временем, пришельцы спешили прежде чем исчезнуть навсегда раствориться во вселенной, продолжить свой род. Инстинкт размножения был силен и неукротим. Чужая любовь била своим многообразием и причудливостью нам в глаза. Как молния, налетал самец на самку, гонимый яростным инстинктом. Время не останавливало свой бег, и надо было спешить.
Однажды мы набрели на гнездо, где самка высиживала яйца. Мы прошли осторожно, провожаемые яростно раскрытым зубатым клювом и злобно горящими глазами. Угрожающий крик, подобный стуку трещотки в соединении с воем сирены, гнался за нами, осатанело подстегивая своей яростной, незнакомой враждебностью. На обратном пути мы заглянули в гнездо — прошло не более пяти минут. Нас встретила дюжина вполне оперившихся птенцов. Жадные рты уже чуяли пищу. Внизу, под гнездом валялась куча полуразвалившихся костей. Пройдет еще немного времени, — два-три часа, — и кости этих птенцов будут рассыпаться, а на их месте окажется сотня новых жадных ртов.
В гнезде самка высиживала яйца. Через пять минут нас встретила дюжина вполне оперившихся птенцов. Жадные рты уже чуяли пищу. Внизу валялась куча костей…
В другой раз мы нашли пару яиц в выстланном мохом углублении, под кустом. Мы принесли их в хижину и я положил одно из них на теплую золу возле очага. Через несколько минут желтое крылатое создание, осатанело крича, носилось по хижине. Оно было голодно и требовало пищи. Я бросал ему куска мяса — большие куски. Оно глотало и росло на наших глазах. Такого аппетита я никогда не встречал. Оно ело, ело без конца. К средине дня оно наполнило всю хижину яростным хлопаньем крыльев и дикими воплями: похожими на пронзительные человеческие рыданья. Чили-Лиму бросал ему живых поросят, и оно на наших глазах терзало их. Скоро смерть сразила его. К закату кости совершенно распались, словно побывав в адской огне. Утром, на другой день, я не мог обнаружить ни малейших следов нашего питомца.
Так текла эта жизнь, быстрая, жадная, цепкая. Под сводами зеленого храма, в чаду разложения, роились тела живущих. Жизнь не шла, а бешено неслась вперед. Быстрокрылое время безжалостно подхлестывало ее. Голод, любовь и смерть властно и беспредельно руководили ею.
— Это чудесно!… Но все-таки я никак не пойму…
— Что вам непонятно? — вскинул невидящие, далекие глаза Бocc.
— Да вот эта быстрота превращений…
— Ах, ну так это же…
— Вы великолепно нарисовали картину эволюции живых существ… Но как это целые эры могли сузиться до каких-нибудь двух с лишним десятков лет?… — Венслей так разгорячился, что не замечал безуспешных попыток Босса что-то выговорить. Во всей его фигуре был скрытый протест, хотя природная корректность не позволяла ему быть слишком резким.
— Зародыш был занесен с астероида, неизмеримо малого по сравнению с Землей, — тихо, размеренно начал Босс.
— Это вполне возможно… Но что же…
— Вы забыли одно из положений теории относительности, — вдруг поспешил Босс.
— Одно из положе… ний… Какое же? какое?… — в напряженном раздумье повторил Венслей.
— О скорости жизненных процессов…
— Ах, вот что!… Чем больше масса планеты, на которой развивается жизнь, тем медленнее происходят жизненные процессы. — Судорогой исказила догадка лицо Венслея. Мгновенно радостное, удовлетворенное сияние стерло ее. Он снова был спокоен. Он снова лениво откинулся на мягкую спинку купэ.
— Да, да… Вы видите, что все эти чудесные события в моей вилле в Гонолулу и в дебрях неведомого острова…
— …Прекрасное подтверждение этого положения!… — быстро докончил Венслей его медленную речь. Босс утвердительно качнул седыми прядями.
