Чужая земля - [12]

– Ты только не упоминай об «Алых парусах», – предостерегла Светлана. – Иначе в тебя Полли вцепится.

– Непременно, – согласилась Полина.

Все весело рассмеялись.

– Кстати, – продолжила Наталья, – вот вам – тонкое произведение.

– Несовременно, – скривилась Левенгауп.

– Ну конечно, – усмехнулась Наталья. – Было бы куда лучше, если Ассоль предстала сиротой-пролетаркой, а Грей – бравым кавалеристом…

Светлана весьма красноречиво стрельнула глазами в сторону Андрея. Компания покатилась со смеху.

– По-моему, пора остановиться, – сквозь смех сказал Рябинин.

– Я только отвечу, и – конец разговору, – категорично заявила Левенгауп. Она повернулась к Решетиловой: – Уважаемая Ната! Видит бог, мне не чужды произведения, полные безыдейности и классово бессмысленные, но при этом красивые в плане высокой стилистики. Я люблю имажинистов, отдаю должное «опоязовцам»[2] и прочим искателям новых литературных форм. При этом надобно четко разделять личные эстетические привязанности и социальные задачи новой литературы. Советские писатели и поэты обязаны поддерживать тот строй, который установился волею масс! И поэтому, в плане большой стратегии, стократ ценнее бездарный мужик Демьян Бедный, нежели высокогуманистичный Грин, трагическая Цветаева или мудрая Ахматова.

Новым литераторам надобно научиться у мастеров старшего поколения работе со словом; создать свою литературу, литературу новой страны. А наши «деятели» выдумывают невесть что, рыщут в дебрях и стараются вслепую найти дорогу в этой непроходимой чаще, ими самими, кстати, и созданной. Нашим молодым литераторам стоит поучиться у Есенина – вернулся бесшабашный озорник на Родину и стал писать совсем другие стихи. Значит, не прогулял по кабакам великого таланта, понял, как поставить его на служение народу.

– Я читала в «Красной нови» его последние стихи, – кивнула Наталья. – Несомненно, он стал более глубок, однако в его ощущениях я не вижу твоей «идейности». Стихотворения очень личные, в них – искренняя любовь к России, как к «старой», так и к «новой». В этом врожденном патриотизме – весь трагизм и спасение русской литературы одновременно. Российские поэты и писатели и без партийной идейности найдут свое место в новом мире, только вот загонять их в жесткие рамки не надо. Русская творческая душа гибнет от принуждения, даже самого мягкого. Она нуждается в безграничной свободе самовыражения.

Светлана презрительно фыркнула:

– Хорошо рассуждать на примерах московских. А у нас в глубинке – дай литераторам много воли и – получи! Не только волосы – уши дыбом встают. Вот Самсиков недавно сочинил, послушайте (специально запомнила):

Краснорожен и сердит,

Толстый нэпман на лавке сидит.

Глазом бычачьим по полкам —

зырь!

Там – и сметана,

и масло,

и сыр.

Есть чем буржую похвастать соседу!

Хватит припасов обжоре к обеду.

Хватит и к ужину, нынче и завтра.

А пролетарий – попробуй, состряпай!

Нечем хвалиться бедняге Ивану.

С горя потянешься к водки стакану.

Горюшко луково сгинет до срока,

ну, а с утра —

по гудку —

на работу!

А! Каково?

– Сама же говорила про Демьяна! – засмеялась Полина. – Есть у кого поучиться.

– Если бы, – надула губы Светлана. – У Бедного – агитки, а эти вирши Самсиков считает не меньше, чем литературным событием года. Я воспроизвела лишь малую часть его творения, там, братцы мои, – целая поэма!

– Ну и чему удивляться? – пожала плечами Полина. – Всем известно, что Самсиков – выкормыш великого и могучего ЛЕФа.[3] Здесь вам – и «литература факта», и социальный заказ, и новая художественная выразительность. Все как положено.

– Позвольте, – подал голос Андрей. – Мне, как человеку в определенном смысле далекому от искусства, со стороны виднее. Светлана права в стремлении видеть больше хороших произведений, я согласен с ней, что в современном творчестве много глупости и дуракаваляния. Однако давать поэтам и писателям идеологические установки, что и как писать, губительно для самого творчества. Мы действительно пока слабо понимаем, не осознаем сути новой реальности. С юношеским максимализмом частенько отвергаем все лучшее, что было создано поколениями предков. Пусть молодые литераторы занимаются поисками новой, оригинальной словесности, пусть выплескивают весь немыслимый сумбур и чушь. Неплохо хотя бы то, что мы это понимаем. Хуже, ежели не будет ничего, кроме Демьяна!

Усталые спорщицы молча согласились и принялись за давно остывший чай.

Съев свой кусок торта, Решетилова отложила ложечку и обратилась к Полине:

– Не первый раз замечаю, что товарищ Андрей – довольно хитрое существо. Выслушает всех, а уж потом делает резюме. Причем не обижая никого из присутствующих.

– О-о, ты его еще плохо знаешь! – Полина шутливо покачала головой.

Рябинин улыбнулся и сделал простодушную мину:

– Все очень просто, милые девушки. Дело не в хитрости, а в здоровом эгоизме: излишне распалившись, вы пожелаете остудить пыл рюмкой вина, затем вас потянет в «Музы»… А на дворе уже темнеет. А я не далее как сегодня вернулся из похода. Чуть-чуть устал. Вот и вся философия.

– У-у, – разочарованно протянула Наталья. – А мы тут твердим о высоких материях!

– Да не слушай ты его, – хихикнула Светлана. – В Рябинине пропадает великий артист. Пошляк Нерон перед ним – мелкий ханжишка и бездарность. Смотри на Полли! Она как на иголках вертится, глазками стреляет.