Чужая земля - [57]

— Куда его, босс?

— Пусть мистер Си разбирается, давайте к нему в палатку. Что-то мне не нравится этот урод.

— Мне тоже, сэр. Чистенький какой-то.

— Амир наверное… Или торгаш, мать его. Сейчас и узнаем, что почем.

Его куда-то потащили, тот же человек — просто закинул его на плечо как раненого и пошел с ним. Судя по всему — не сильно напрягаясь.

— А неслабо он затарился, босс…

— То-то и оно. Видал, какую тачку ему в ворота протолкнули? Крупная рыба, нюхом чую.

— Босс, может это Джафар?

— Больше слушай… Тебе и не такого наплетут… Джафар… Джафар бы так не дался, в крови бы захлебнулись. С ним только его личный отряд — полсотни штыков.

— А может, он ему это все вез?

— Что-то ты много болтаешь, Барни…

— Прости, босс.

Сосед машинально считал шаги. Уже вторая сотня… нехилый лагерь, однако.

— Сэр!

— Что тут у вас…

Голос показался Гибсону знакомым… хотя мешок искажал звуки.

— Взяли подозрительных, сэр. Двое, с ними грузовик большой. На грузовике большая мамочка,[58] в кузове тачка новая совсем и стволы. Два пулемета, три снайперские, семь штурмовых винтовок, три пистолета-пулемета, четыре пистолета. В тачке тоже стволы, под самый верх, прямо навалом лежат. В смазке еще, с принадлежностью. Пулеметы, гранатометы, штурмовые винтовки. Только что прошел, похоже и не с пустыми руками. На грузовике следы столкновения. Один явно наш, этот — подозрительный какой-то. Возможно, чеченец.

— Где его взяли?

— Сорок второй квадрат, босс. Почти на дороге.

— С боем?

— Нет, ночью. Тихо.

— В себя пришел?

— Похоже, что да, сэр. Должен был прийти.

— Давай, глянем…

Его поставили на ноги, и кто-то обхватил его сзади — так, чтобы невозможно было ничего сделать руками. Их тоже так учили — если так держать человека он не сможет активировать пояс шахида. Кто-то сорвал с головы мешок.

Яркий свет захлестнул его подобно волне, брызнул в глаза — хотя солнце уже садилось, было не так светло. Сначала — он ничего не видел перед собой, кроме яркого света и разноцветных пятен. Потом — долго закрытые глаза проморгались и размытые, разноцветные силуэты начали обретать свою четкость.

Перед ним — в нескольких метрах — стоял человек лет пятидесяти на вид, с буйной, седой шевелюрой, которую частично скрывал песочного цвета, берет с серебристым кинжалом, короткими, аккуратными офицерскими усами, продубленной солнцем и ветром пустынь кожей и жесткими, черными, похожими на обкатанные морской волной голыши глазами. На человеке была странная, однотонная униформа, пустынный, разгрузочный жилет и короткоствольный автомат Калашникова с длинным магазином наискосок на груди.

Человек внимательно, с прищуром, смотрел на него.

— Сорок второй квадрат, значит… Гарри, убери кляп.

Кляп убрали, Сосед шумно вздохнул воздух, плюнул и закашлялся…

— Сэр… Вы? — выдавил из себя он, когда унял кашель.

— Нет. Призрак отца Гамлета — пошутил, без улыбки, впрочем, майор Двадцать Второго полка САС, бывший командир сабельного эскадрона А, бывший командир «отряда контрреволюционной войны», кавалер Военного креста Ричард МакТауб.

— Но вы же…

— От рака умер, сынок? А ты что думал — в рай, что ли попал?

И рядом кто-то оглушительно и жизнерадостно заржал, так что если бы вокруг были стены — они непременно затряслись бы.

Ичкерийский Имамат Район населенного пункта Гумсе [59] День второй

В отличие от даже менее обжитых, но более цивилизованных с точки зрения народа, их населяющего мест — в Ичкерийском имамате даже то, что в другом месте считалось бы городами — больше всего было похоже на деревню. По привычке, чеченцы строили как и у себя на родине кирпичные и каменные особняки, высотой в два, в три, а то и в четыре этажа — но у них не было ни одного общественного или делового здания, построенного, как к примеру в Нойехафене, столице Европейского союза, откуда они брали кирпич. Не только дороги между населенными пунктами — но и дороги в самих населенных пунктах чаще всего не были замощены и в сезон дождей превращались в настоящий танковый полигон: те, кто рисковал выйти по делам в такое время рисковал провалиться в грязь про колено, а то и по пояс, машинам и вовсе в это время прохода не было. Гостиниц в населенных пунктах не было: те, кто был победнее, но при этом не был рабом — пускали постояльцев. Правосудие вершили всем миром и шариатским судом: дознание чаще всего проводили родственники потерпевшего, а наказаний было только три: палки, рабство и расстрел или отрубание головы. В каждом селении был шариатский судья, и он вершил суд в соответствии со своим пониманием шариата — обычно ограничивающегося прочитанной когда то красивой, подозрительно ярко раскрашенной книжкой, которые одно время в изобилии ходили по Ичкерии, а теперь — встречались и здесь.

Населенный пункт Гумсе находился на самой границе Ичкерийского Имамата и исламского халифата. Он был расположен южнее Абу аль-Валид Юрта, где торговали рабами — потому что здесь было тише, и торговали здесь — несколько другим товаром. Тем, который не любит шума, приносит куда более солидный доход, и которым нельзя торговать, если есть риск появления британского или русского спецназа, вышедшего в рейд для освобождения захваченных в рабство. Однако — денег через Гумсе текло едва ли не больше, чем через главный центр работорговли на юге.