Чужая вина - [16]

Женевьева закрыла парадную дверь и прислонилась к ней, пытаясь унять сердцебиение.

Потом она, подхватив юбки, — стала медленно подниматься по лестнице.

Солнечный свет согревал Хейдона, охватывая все его тело ласковым теплом, облегчая резкую колющую боль, которая мучила его всю ночь. Усталый мозг то и дело впадал в дремоту. Мерно тикали часы. Где-то вдалеке слышались разговоры, но голоса звучали еле-еле, слов было не разобрать. Да и какое это имело значение? Сладковатый запах печеного хлеба плыл в воздухе, смешиваясь с пряным ароматом жареного мяса и овощей. Хейдон не хотел открывать глаза, боясь очнуться в зловонной тюремной камере, где ему нечего ожидать, кроме казни.

Дверь открылась. Послышался шелковистый шорох юбок, сопровождаемый запахами душистого мыла, апельсина и каких-то неведомых экзотических цветов. Хейдон лежал неподвижно, хотя представлял себе почти с кристальной четкостью появление прекрасной мисс Макфейл. Он жаждал ощутить ее ладонь на своей коже, увидеть очертания ее округлой груди, почувствовать блаженную влажную прохладу, которую приносили ему обтирания.

Но Женевьева молча остановилась поодаль. Почувствовав какие-то перемены в ее поведении, Хейдон открыл глаза и понял, что он не ошибся.

— Доброе утро, лорд Рэдмонд.

Голос Женевьевы звучал холодно, но больше всего его расстроило выражение ее лица. В глазах уже не было того сострадания, с каким она смотрела на него в тюремной камере. Хейдон не мог в точности припомнить ее взгляда прошлой ночью, но был убежден, что в нем отсутствовала теперешняя напряженная враждебность. Что произошло? Она так преданно ухаживала за ним всю ночь, а сейчас смотрела с презрением и настороженностью.

— Что случилось? — хрипло осведомился он.

— Я хочу задать вам один вопрос, лорд Рэдмонд, — начала Женевьева. — Дайте слово ответить на него честно, что бы там ни было. Это самое меньшее, что вы можете для меня сделать, помня, как я рискую, помогая вам. Вы даете мне слово?

Ледяное отчаяние нахлынуло на Хейдона. Окутанный зыбкой пеленой дремоты, он только что лежал и убаюкивал себя мыслью, что теперь ему ничего не угрожает. Но нет, не похоже. Он был слишком слаб, и, если эта красивая, чем-то взволнованная женщина решит выдать его властям, он будет казнен еще до захода солнца. Хейдон не мог смириться со своей беспомощностью. Жизнь его висит на волоске, он ничего не мог поделать, и это наполняло Хейдона бессильной яростью.

— Даю вам слово. — Лгать не имело смысла. Было очевидно, что она уже знает о его преступлении.

Женевьева медлила, казалось, боясь задать обещанный вопрос.

— Вы убили этого человека? — внезапно выпалила она.

— Да.

К ее чести, Женевьева не выбежала вон с душераздирающим воплем. Однако, видя, как она пошатнулась, Хейдон понял, насколько глубоко потряс ее этот ответ.

— Почему? — голос выдавал ее волнение.

— Потому что он пытался всадить мне в грудь нож, а я, естественно, не мог вот так просто позволить ему это сделать.

На лице Женевьевы отразилось недоверие.

— А почему этот человек хотел вас убить?

— Если бы я это знал! Или хотя бы знал, кто он вообще такой, что за люди с ним были. Тогда я бы смог добиться более благоприятного вердикта суда. К несчастью, те, кто на меня напал, не удосужились представиться. — Он болезненно поморщился, пытаясь сесть.

Женевьева не сделала попытки ему помочь.

— По словам констебля Драммонда, не было никаких доказательств, что тот человек был не один.

— Констебль Драммонд — озлобленный, разочарованный субъект, чья безрадостная жизнь заставляет его несправедливо порочить каждого, кто попадется ему на пути, — мрачно отозвался Хейдон. — Хорошо еще, что он не судья, иначе весь Инверэри оказался бы за решеткой.

Женевьева с удивлением смотрела на него. Ей нечасто приходилось слышать, чтобы кто-нибудь, помимо ее домочадцев, выражал подобное мнение о констебле. Но даже если Драммонд и в самом деле был злобной скотиной, это не могло обелить Хейдона перед законом. Но ведь сам лорд Рэдмонд ничего ей еще не рассказал.

— Что произошло той ночью, лорд Рэдмонд? — спросила Женевьева.

Хейдон вздохнул. Он проходил через это бесчисленное количество раз, и никто никогда ему не верил — даже дорогостоящий адвокат, которого ему пришлось вызвать из Инвернесса. Он и сам уже начал сомневаться в том, что именно случилось той проклятой ночью.

Мисс Макфейл наблюдала за ним с другого конца комнаты. Было очевидно, что она опасается подходить к нему слишком близко. Казалось невероятным, что эта девушка, ухаживавшая за ним всю ночь, теперь боится даже находиться рядом. «Ведь ты едва ее знаешь», — напомнил себе Хейдон. И тем не менее он тяжело переносил утрату ее доверия.

Хейдон закрыл глаза. Голова раскалывалась от боли, отдающейся во всем его измученном теле. Неужели так окончится его жалкая жизнь? Неужели ему суждено умереть убийцей, чье присутствие вселяет страх в сердца женщин и детей? Когда ему казалось, что ниже опускаться уже некуда, он ударил человека ножом, добавив убийство к длинному перечню своих грехов.

В этот момент Хейдон был почти рад, что Эммалайн умерла. Его дочь вряд ли смогла бы вынести этот позор, обрушившийся на ее и без того злосчастную жизнь.