Чужая среди своих - [29]

Почти сразу Воин зажег свечу и пошел спать — в этот раз на лавке. И я чувствовала, что сегодня ему тоже никак не удается заснуть. Сама же не смогла бы при всем желании. Жажда просто выкручивала, невольно возвращая ко вчерашнему сну-видению. Только тогда все это чувствовал Энний и я могла отгородиться от происходящего. Сейчас же оказалась в ловушке, из которой не было выхода.

Снова с отчаянием призывала Властелина, но он по-прежнему не слышал. И винить во всем, что со мной происходило, можно было только себя. Мое упрямство и самоуверенность, мешающие смириться с неизбежным. Не знаю, каким чудом все-таки сморил сон. Это дало хоть небольшую передышку в непрерывно терзающей изощренной пытке.

Утром же все началось снова. Теперь я уже даже подняться не могла. Скрючившись на одеяле, до крови закусывала нижнюю губу, чтобы не стонать от боли. Воин мерил шагами помещение, то и дело бросая на меня мрачные взгляды. Видно было, что ему нелегко смотреть на то, что со мной происходит. Наверняка думает о том, что прибить было бы легче, чтоб не мучилась.

Когда после очередного моего судорожного стона, прорвавшегося наружу, он решительно схватил крышку от бочки и арбалет и двинулся к двери, я протестующе закричала:

— Нет, Диор! Не нужно! Они убьют тебя!

— Я должен хоть что-то сделать, — процедил он и, не слушая дальнейших возражений, замер у двери. Рывком приоткрыл, выставляя вперед импровизированный щит, в который тут же с характерным звуком врезались две стрелы. Ринулся наружу, заставив меня завопить от ужаса.

Я изо всех сил прислушивалась к звукам снаружи, понимая, что даже ничем помочь не смогу. Свист стрел, угрожающее рычание оборотней, приглушенный вой спешащих на помощь часовым других членов стаи. Диора не было томительно долго. Целых пять минут, показавшихся вечностью. Потом он рывком влетел обратно в хижину и едва успел захлопнуть дверь, в которую снова вонзились стрелы. С его губ сорвалось грязное ругательство, выдающее всю безнадежность совершенной попытки.

— Все хорошо, — воскликнула я, от пережитого даже на какой-то момент позабыв о жажде. — Главное, что ты жив.

Он метнул на меня мрачный взгляд и сцепил зубы, на скулах заиграли желваки. Потом решительно двинулся ко мне и я инстинктивно вжалась в стену, со страхом глядя на него. Неужели убьет? И хотя я сама понимала, что это лучший выход, и что предпочла бы умереть быстро и безболезненно от его руки, чем от клыков оборотней, но стало безумно страшно.

Можно сколько угодно доказывать себе, что готова умереть, что так будет лучше, но когда смерть и правда маячит перед глазами, возвращаются первобытные инстинкты. И умирать настолько не хочется, что все внутри скручивается в тугой комок. Стоило огромных усилий не зарыдать и не взмолиться о пощаде. Повторяла, как заклинание, что не должна сопротивляться. Если бы у Диора был иной выход, он бы его нашел. Нужно смириться.

Диор пересек защитную преграду и опустился рядом на одеяло. Сдернул повязку с руки и полоснул по ранке от осколка, что уже успела немного затянуться. Расширенными глазами я смотрела на засочившуюся по его коже кровь и с трудом сдерживалась, чтобы не накинуться на нее.

Что он творит?! Зачем подвергает меня такой пытке?

— Пей, — глухо сказал Воин, поднося ладонь к моему рту.

Я все еще не верила до конца в то, что происходит. Смотрела поверх его руки в горящие решимостью глаза и ждала, что передумает.

— Ну! — почти грубо бросил он и я с жалобным стоном приникла к живительному источнику.

Меня всю внутри выкручивало от желания все новых и новых порций крови. Я с трудом удерживалась от того, чтобы не сделать ранку больше, разорвав ее клыками. Каждый медленный и осторожный глоток давался с мучительными усилиями. Но я понимала, что если позволю внутреннему зверю сорваться с цепи, не смогу вовремя остановиться. Нельзя слишком сильно осушать его. Всего несколько глотков позволят поддержать жизнь и не причинить сильного вреда Диору. Как бы мне ни хотелось большего, я не должна.

И все же как это трудно… Его кровь казалась настолько восхитительной, непохожей на другие, что я когда-либо пробовала. От нее меня всю переполняло тепло и ни с чем несравнимое блаженство. Казалось, что сейчас я будто проникаю ему в душу, а он позволяет мне это.

В какой-то момент возникли образы, проносящиеся калейдоскопом.

Когда такое же возникало с жертвами в подземелье, я никогда даже не пыталась ухватиться за них. Мне не были интересны те люди, я воспринимала их лишь как источник пищи, пусть и на краткий миг ощущала с ними почти интимную близость. Но стоило закончить, как не оставалось ничего. Использованные сосуды — вот как я их воспринимала.

С Диором все было не так. То, что я пью именно его кровь, вызывало внутри странный трепет. Он будто позволял мне любить себя. На краткий миг, но какой же этот миг был восхитительный!

Ухватилась за один из проносящихся образов, и он тут же развернулся передо мной, словно яркое видение. Такое реальное, такое живое!

Шестилетний мальчик, бегающий по подворью замка среди других детей. В их руках деревянные мечи, они разыгрывают битву. Мальчик увлечен игрой, его янтарные глаза сверкают азартом сражения. Сейчас он предводитель войска защитников замка и ему нравится эта роль. Нравится вести за собой людей, защищать правое дело.