Чужая слёзница - [4]
На следующий день, утром, в кабинет, без стука и секретарского предупреждения, как-то бочком, вошел серенький незаметный человек. Вежливо поздоровался и извлек из потрепанного портфеля казенный конверт бледно-бурого цвета.
— Нестор Трофимович поручил мне оформить соответствующие документы и, так сказать, письменно зафиксировать ваше благородное желание в наше сложное время встать в ряды добровольных борцов за народное счастье. Поверьте моему опыту, Павел Михайлович, сей шаг определенно зачтется вам в будущем. Там образец имеется, связь будете держать лично с товарищем генералом, а по необходимости — со мной. Вот координаты.
Павел Михайлович, зная крутой нрав тестя, все подписал. А куда было деваться, не в родную же деревню возвращаться, в самом деле?..
Нет, если уж день не задастся с утра, до вечера все будет идти наперекосяк. Работа не клеилась, подчиненные раздражали своей тупостью и беспомощностью. Хотя сам виноват: приучил, чтобы без его одобрения ни одной бумаги в свет не выходило. Надо взять себя в руки. После обеда — прием граждан по личным вопросам. На кой он сдался этот прием? Битых полдня сиди и выслушивай этих придурков. До чего же у нас тупой народ, особенно старики, попередохли бы скорее, что ли. Все им не так, все для них раньше лучше было. Конечно, раньше лучше было, тогда и Манька молодой была, и водка медом в рот текла. А как от них воняет!.. Не любил Павел Михайлович ни народных запахов, ни этих казенных встреч с представителями областного населения, скучал и дожидался спасительных восемнадцати часов. Главное, перед приемом, в обед, не наедаться, чтобы не захрапеть прямо перед просителем.
Иногда Павел Опороскин, а именно так неблагозвучно именовался его старинный крестьянский род, ударялся в длительные рассуждения о вечных взаимоотношениях чиновника и народа, об их взаимной нелюбви и вражде. У него, в отличие от классиков, правота всегда оставалась за чиновным человеком, и чем выше был этот чин, тем большей правотой он обладал. В России, считал Павел Михайлович, власть обладает неким особым сакральным смыслом. Нет, не закон, не указ, не конституция правит на безбожно-молитвенной Руси, здесь всему голова — власть. Власть без традиций, без природы, без участия в ней народа, просто чистая власть, невесть как и откуда взявшаяся. Может, варяги принесли, а может, печенеги? Это некий сверхъестественный чертог. Вошел в него человек и стал носителем особых привилегий и почестей, имеющим право повелевать и управлять; покинул святилище или тебя вытолкнули оттуда — все сразу закончилось, как в сказке о золотой рыбке. Ты — никто, ноль среди миллионов, подобных тебе, нулей. Сегодня модно стало винить во всех бедах бюрократов и демократию. Сами, дескать, на свою голову повыбирали придурков — вот и мучайтесь, а придурков да жуликов этих самых народу подсунул пресловутый административный корпус, то есть чиновники. Конечно, народ у нас еще тот! Даже в Африке забесплатно работать сегодня никто не будет, а у нас пашут, хреново, правда, но пашут! А то, что выбирают того, про кого телевизор скажет, так, может, в Америке по-другому выбирают? А уж чиновники плохи, так извиняйте: какой народ, такие и чиновники! Других взять неоткуда.
Прием сегодня выдался спокойный. За два с половиной часа не было ни одного человека. Павел уже успел подремать, и сейчас, прохаживаясь по скромно обставленной комнате с портретами президента и губернатора на недавно побеленной стене, мотал головой, как бодливая корова в июльский полдень, пытаясь размять затекшие от неудобной позы шейные позвонки. На столе, источая дурманящий аромат, дымился только что сваренный и принесенный секретаршей кофе. «Слава Богу, — он глянул на часы. — До окончания этой тупости осталось всего тридцать минут».
Запиликал телефон приемной.
— Слушаю…
— Посетитель, — будничным и тоже слегка заспанным голосом сообщила дежурившая в приемной сотрудница отдела по работе с письмами и обращениями граждан. — Камова Анна Григорьевна, 1927 года рождения…
— По какому вопросу? — перебил ее Павел.
— Говорит, что объяснит вам лично.
— Запускай.
Молох еще пару раз крутанул, до хруста, шеей и, торжественно усевшись за стол, сделал вид, что внимательно читает лежащие пред ним бумаги.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите, — громко и бесцветно, как умеют отвечать только русские чиновные люди, отозвался Павел Михайлович.
В комнату, здороваясь и кланяясь, вошла худенькая старушка, одетая в разнобой: плюшевая старомодная — не то куртка, не то полупальто, в серо-кофейную клетку шерстяной платок, длиннополая юбка из модной лет десять назад набивной ткани, на ногах — молодежные дутые луноходы.
— Вы уж меня извините, мил-человек, что отрываю вас от державных дел своими мелочами, — остановившись посреди комнаты, нерешительно начала просительница. — Мне к вам посоветовали записаться на прием соседи. Говорят, вы из простых, из деревенских?
Павел поморщился. Он не любил, когда незнакомые люди начинали вот так беспардонно напоминать о его невысоком происхождении. «Не хватало мне еще славы народного заступника. Вроде, и повода не давал». А вслух произнес:
В Сибруссии, одном из трех оставшихся в мире государств, правит Президент-Император, Преемник Шестой. В этом государстве нравы царят узнаваемые, порядки – крепостнические: прошло уже немало лет с тех пор, как народ прикрепили к земле. В лесах свирепствуют лихие люди, в городах – не менее лихие чиновники...
Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами.
В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?
«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.
История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».
"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.