Чужая слёзница - [2]

Шрифт
Интервал

Начальник на планерке чистил сегодня почему-то его одного. Чистил долго и обстоятельно. У окружающих могло сложиться впечатление, что его собрались выгонять. Чушь несусветная! Кто его в этой области без команды тестя мог выгнать? По настоянию всесильного папани, Павел при регистрации взял фамилию жены и с тех пор гордо значился Молохом, смущая и приводя в трепет окружающих. Однако начальник, ведавший всем имуществом губернии, числился в дружках Монстра и, зная о лютой «любви» того к зятю, драл подчиненного по полной программе, при этом никогда не забывая повышать по службе и материально. Так что, начав простым клерком, Павел за неполных три года занял просторный и богато обставленный кабинет заместителя начальника управления.

Духота давила… Преодолев сковавшую члены лень, он приоткрыл окно. Вонючий морозный воздух города металлургов и химиков беспардонно хлынул в кабинет.

«Тьфу ты! — он со злостью захлопнул обрамленное белым пластиком стекло. — Гребаные коммуняки, ни хрена без вреда для народа построить не могли. За каких-то неполных полвека усрали Сибирь до самых не могу».

Павел Михайлович мнил себя государственником и человеком передовых взглядов. В застольных спорах мог блеснуть знанием новомодных экономических концепций, смелыми политическими прожектами и весьма резкой критикой прошлой власти, хотя такая мода в последнее время стала проходить. Сегодня, как-то незаметно, стало хорошим тоном конструктивно говорить о былых временах, о ненапрасных жертвах, о славной истории и немеркнущих отечественных традициях, одним словом, чуть ли не о преемственности. Конечно, был негатив, было беззаконие и произвол, но все это по партийной линии. И если бы не всесильные и могучие органы, которые, если быть честным до конца, и сами пострадали в первую очередь, еще неизвестно, к чему бы мы вообще пришли.

К чему бы пришли, Павел знал на примере своей семьи.

Как-то, в один из недавних визитов вежливости к родителям жены, после приличного возлияния, раздобревший от выпивки тесть, сыто рыгнув, изрек:

— Ты, зятюшка, конечно, полное говно. Одно хоть радует: пить умеешь.

— Он и еще кое-что умеет, — вклинилась жена Павла, — если не ленится. Ты ему, папенька, мозги вправь, а то взял моду по ночам дрыхнуть, супружеский долг побоку. Кабы не твои васильковые… зачахла бы давно.

— Ты что это несешь? — одернула ее мать. — Думай хоть немножко. Вообще распоясалась. Уже весь город о твоих похождениях говорит.

— Да и хрен с ним, с этим городом! Молодость — одна. Или ты хочешь, чтобы я, как ты, всю жизнь проторчала на кухне и с одним этим колхозником спала, дожидаясь великой милости, пока он соизволит на меня залезть?

Мать психанула и обиженно удалилась к себе.

Павел безразлично жевал, не обращая внимания на привычную домашнюю свару. Он за супружескую пятилетку изучил характеры своих новых родственников и, обладая деревенским практицизмом, научился приспосабливать чужие слабости и пороки для укрепления своей выгоды. Ну и что с того, подумаешь, жена изменяет! Да у кого не изменяет? Не средние века, чай, на дворе. Вообще супружескую неверность он, вслед за просвещенными умами человечества, относил скорее к вопросам личной гигиены, чем к проблемам морали и нравственности. Свободный человек в свободном обществе вправе сам распоряжаться своим телом, единственным предметом или, скорее, субстанцией, изначально данной ему в собственность.

— Ну и что ты жуешь, как конь? Возмутись хоть! По морде ей врежь для порядку! — грохнул по столу своей огромной лапой тесть.

— А зачем, Нестор Трофимович? Мне целая и небитая жена нужна. Явись она завтра на свой фитнес — что люди говорить начнут? Нечто вы нашу публику не знаете, особенно жен и домочадцев губернских управленцев. Они такого напридумают! Нет уж, мне, папа, публичных скандалов не надо, а уж коли и есть какой грех за моей любезной супругой, так пусть это останется между нами. Дело семейное, а за семью я постоять всегда готов. Да и не верю я, что рыбушка моя такая уж гулена, скорее всего, на себя наговаривает. Спору нет: может, ей и хочется вильнуть налево, да кто ж на это позарится, при ее-то фамилии? Я единственный такой во всей губернии и сыскался, который, не спросив фамилии, ей подол задрал.

— Ну, ты и сука, Молох! Может, за это и не выгоняю, — засмеявшись, прогудела жена и подалась утешать обиженную мамашу.

— Я все никак не привыкну, что ты тоже Молох, — наливая в рюмки водку, недовольно ворчал тесть. — Ну, давай, родственничек, чтобы истина всегда торжествовала, на том и стоим.

Выпили.

— А то, знаешь, мои орлы про нее… — понизив голос, решил почему-то пооткровенничать Монстр, — много чего докладывают. Если хочешь, дам почитать.

— Да с какой стати я стану всю эту ахинею читать? Будто вы, папа, не знаете своих сатрапов: они же готовы родную дочь начальника оклеветать, чтобы только выслужиться. У вас все на подозрении, даже единственная дочь, не по-человечески как-то…

— Ты человечность, зятек, не трогай. О тебе тоже частенько докладывают. Мой тебе совет: язычок прикуси. Слишком много себе позволяешь, а времена-то меняются, и, главное, в лучшую сторону. Чует моя душа: скоро, скоро наступит наше время. Меня что в твоей болтовне больше всего бесит: об органах слишком вольно высказываешься. Гляди, допрыгаешься, не посмотрю, что ты зять! Загремишь, как миленький.


Еще от автора Валерий Николаевич Казаков
Холопы

В Сибруссии, одном из трех оставшихся в мире государств, правит Президент-Император, Преемник Шестой. В этом государстве нравы царят узнаваемые, порядки – крепостнические: прошло уже немало лет с тех пор, как народ прикрепили к земле. В лесах свирепствуют лихие люди, в городах – не менее лихие чиновники...


Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами.


Асфальт и тени

В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.


Холоп августейшего демократа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Почти замужняя женщина к середине ночи

Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?


Старость шакала. Посвящается Пэт

«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.


Целинники

История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.


Тунисская белая клетка в форме пагоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кольцевая ссылка

Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».


Запах ночи

"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.