Чужая сила - [19]

Описав пологую дугу «Шорт» четко, как на учениях, зашел на цеппелин с кормы. Это самый выгодный ракурс для атаки – самолет, догоняя идущий на сорока узлах воздушный корабль, будет дольше находиться над его сигарообразным корпусом, а значит, можно точнее прицелиться и сбросить бомбы. Махина L-32 росла, и лейтенант уже видел бегущих по длинному верхнему мостику пулеметчиков. Они спотыкались в своих тяжелых меховых сапогах, их нещадно подталкивал в спины набегающий узлов поток воздуха, вынуждая то и дело хвататься за ниточки лееров, отделяющих их от ледяной бездны – и всё равно они не успевали. Добежать до турели, снять кожух, передёрнуть затвор, тяжёлого пулемёта способного разнести лёгкий аэроплан в щепки одной единственной очередью, развернуть ствол навстречу цели – на всё это нужно хотя бы двадцать секунд. Но пилоту «Шорта» хватило и десяти.

По фермам цеппелина прокатилась волна вибрации – капитан, нарушая все правила, пустил моторы «враздрай», пытаясь хоть чуть-чуть увести ось корабля с линии атаки гидроплана. Маневр опаснейший – хрупкий корпус мог не выдержать резко изменившихся нагрузок и разрушиться. Цеппелин, сотрясаемый приступами дрожи, начал медленно, с достоинством разворачиваться, но «Шорт» уже пронесся вдоль летучей сигары, обдавая бегущих – поздно, поздно! – пулеметчиков волной мотоциклетного треска и вонью горелой касторки.

Как только этажерчатый хвост L-32 скрылся под капотом «Шорта» лейтенант резко рванул на себя обтянутую кожей петлю тросика бомбосбрасывателя. Две двадцатифунтовые бомбы сорвалась с подвески. Одна пролетела мимо, зато другая ударила в корпус цеппелина где-то посредине – там, где и рассчитывал лихой пилот. Далее всё должно было произойти так, как не раз уже случалось с кайзеровскими цеппелинами: бомбе прошьёт лёгкую оболочку, вспорет остроконечным носом бок емкости с водородом и лопнет уже внутри, следуя за взрывателем, выставленным на пятисекундное замедление. Гидроплан пологим виражом ушел влево, и пилот выкрутил назад шею, обмотанную белым шёлковым шарфом – полюбоваться на вспухающий огненным пузырем бок воздушного корабля.

Но не тут-то было.

Корпус цеппелина – вообще-то их называют аппаратами жёсткого типа – подобно корпусу морского судна, состоит из множества ажурных колец-шпангоутов и продольных ниточек-стрингеров, поверх которых натянуто полотно оболочки. Жёсткость этой кружевной металлической конструкции придают многочисленные тросовые растяжки, а под оболочкой скрывается то, что сообщает воздушному кораблю подъёмную силу: огромные мешки из материала, называемого «бодрюш» – особым образом обработанных коровьих кишок. Наполнены эти мешки были лёгким газом – водородом.

И вот, по воле судьбы, выступившей в очередной раз в обличье простой статистической вероятности, бомба, сброшенная британским гидропланом, попала не в мягкое полотно, а в один из скрытых под тонкой тканью шпангоутов.

В иной ситуации это не имело бы значения: бомба, имевшая форму остроконечной винтовочной пули, должна была с лёгкостью смять тонкий металл, распороть оболочку и сделать-таки свое чёрное дело. Но сейчас сыграли свою роль те несколько градусов, на которые немецкий капитан успел повернуть воздушный корабль. В результате бомба ударила вскользь и срикошетила в сторону, разорвавшись на безопасном расстоянии.

Английский пилот не видел, как бомба мячиком отскочила от округлого бока дирижабля. Но понял главное – атака не удалась, придётся повторить заход. Он ещё круче накренил гидроплан, намереваясь лечь на параллельный курс и виражом зайти воздушному короблю в корму. И тут ожили пулеметы – воздушные стрелки наконец-то заняли боевые посты.

Роли поменялись, и теперь в невыгодной позиции оказался уже гидроплан – боком к дирижаблю, на той же высоте, да ещё и до предела сбросив скорость. Мало того, что по нему открыли огонь пулеметы, установленные на стрелковых площадках, на «хребтине» воздушного гиганта – «Шорт», заложивший широкий вираж по левому борту L-32, оказался теперь в пределах досягаемости пулеметов в обеих гондолах. По храбрецу-англичанину ударили сразу семь стволов. Пытаясь уйди от свинцового града, он прибавил газу и бросил аппарат влево, разворачиваясь носом на вражеский цеппелин – чтобы, поднырнув под брюхо, укрыться хотя бы от верхних огневых точек. И в этот момент три трассы скрестились на отчаянно маневрирующем аэроплане…

От длинных сдвоенных крыльев и корпуса тут же полетели клочья. Поразительно, но ни одна из десятков угодивших в аэроплан пуль не задела пилота. Он не успел среагировать – а впрочем, даже если бы и успел, это уже не могло ничего изменить. Длинная очередь перерезала стойки левой пары плоскостей, и те мгновенно сложились. Другая попала в капот, пробила насквозь мотор и вдребезги разнесла раму. Плюющийся огнём двигатель, вместе с бешено крутящимся пропеллером отлетел в сторону. Аппарат сразу же потерял управление, превратившись в беспорядочно кувыркающуюся в воздухе груду обломков. И эта груда на скорости семьдесят узлов врезалась в борт германского цеппелина, немного впереди кормовой мотогондолы. Единственное, что сумел сделать пилот – это за мгновение до удара изо всех сил упереться руками в приборную доску.