Чужая луна - [70]

Поймав на лету кусок веревки, Артем вдруг заорал:

— Руки за спину! Ну!

— Ты на меня не нукай! — совсем озлился Иван Игнатьевич. — Я тебе не кобыла!

— Руки, говорю, за спину! Не то… — он снял с плеча короткий кавалерийский карабин, передернул затвор. — Шмальну — и все! И без всяких разговоров!..

— Тебе че? Деньги надоть? Возьми, не разбогатеешь, — спокойно сказал Иван Игнатьевич и полез в карман за гаманцом.

— Спрячь свои деньги, старый хрен! На кой они нам нужны! Последний раз приказываю: руки за спину! Отведем тебя до начальства, пущай оно разбирается, что ты за личность: придурок, аферист чи, може, натуральный шпион. Те тоже умеють под дурочку косить. Их счас тут тоже развелось, як собак нестреляных. Там молчать не будешь! Там все, как на духу, выложишь!

После угроз Артем перешел на увещевания. Ни он, ни Семен не могли понять этого странного человека. На бродягу не похож. Одет по-чудному. На откровенный разговор не идет, все больше Ваньку валяет: про какого-то атамана упоминает, до патриарха рвется. Похоже, что сумасшедший, сбежал откуда-то из больницы. А может, и шпион? Те тоже любую дурочку, когда им надо, перед тобой разыграют.

Услышав про начальство, Иван Игнатьевич не стал больше сопротивляться, позволил связать себе руки и послушно пошел по дороге в Одессу, сопровождаемый двумя конными пограничниками.

Где-то в пути они заехали на заставу и договорились насчет тачанки. В Одессу Иван Игнатьевич въехал на отбитой в свое время у махновцев пулеметной тачанке, подаренной в конце войны Фрунзе пограничникам. Пулемет с нее пока снимать не стали, резонно решив, что он еще может пригодиться.

Завидев громыхающую по булыжной мостовой пулеметную тачанку, сопровождаемую двумя всадниками с короткими кавалерийскими карабинами за плечами, за нею увязалась ватага беспризорников. Они сопровождали ее до конца своего квартала и там передавали ее аборигенам следующего квартала.

Так незадолго до полудня они доехали до Управления Одесского пограничного округа.

Одесское пограничное начальство облюбовало себе двухэтажный купеческий особняк на Старобазарной площади. Был он грузный и мрачный, с безвкусными, похожими на пивные бочки, колоннами. Вход охранял часовой и два мраморных грифона — крылатые львы с хищными птичьими головами. Во время недавних боев они были посечены осколками и представляли печальное зрелище.

Артем взбежал на второй этаж и ворвался к начальнику Управления Деремешко, в недавнем прошлом он был руководителем отряда крымских партизан. Видимо, за это военное прошлое его и определили на нынешнюю должность.

— Иван Аврамович, тут такое дело: хоть смейся, хоть плачь. По дороге до затона поймали подозрительную личность. Путь держал на Одессу. Чудноватый такой дедок, не то псих, не то клоун, не то шпион. Больше всего на шпиона смахивает.

— Ну, шпион! Ну и что? — флегматично отозвался Деремешко. — Допрос сняли?

— В том и дело, что в разговоре придуряется. Вроде как не в себе. Толком ничего не говорит. Документов при ем нету. Тоже, заметьте, вызывает подозрение. Рвется в Москву. И знаете, до кого?

— Небось до Ленина? Сейчас мужики, чуть промеж собой не поладят, до Ленина жалеться едуть.

— Нет, энтот до патриарха пробирается. Говорит, письмо ему везет.

— Письмо прочитали?

— Не дает. А силком брать не захотели. Шут его знает, може, какаясь подстава, греха не оберешься.

— Значит, так! — строго сказал Деремешко. — Салабуда пущай во всем разберется, а вечером — на «Чумку».

«Чумка» когда-то была городским кладбищем, где во время поразившей Одессу чумы хоронили умерших. Едва ли не на век кладбище превратилось в пустырь, на котором до сих пор никто не рисковал рыть могилы. Его приспособили чекисты для расстрелов. Но могилы не копали, а тела казненных вывозили за город и хоронили там.

— Это понятно! Ну, а если он это… и в самом деле сумасшедший? — высказал сомнение Артем. — Одетый не по-нашему, и говорок чудноватый.

— Я и говорю: Салабуда разберется, — сердито повторил Деремешко и пожаловался: — Тюрьма, понимаешь, битком забита, трамвайное депо тоже. И никакого движения. А завтра-послезавтра до нас сам Менжинский обещался приехать. Ну, как поинтересуется? Надо бы хоть депо от элементов очистить. За тюрьму меньший спрос. Тюрьма, она и есть тюрьма.

Кабинет Салабуды находился на первом этаже. К двери было пришпиленное от руки написанное предупреждение: «Без разрешения не входить».

Артем взглянул на предупреждение, неодобрительно хмыкнул и, грохнув кулаком по двери, вошел. Салабуда у окна поливал из графина чахлое комнатное растение.

— Бюрократизму разводим? — укоризненно спросил он у Салабуды. — Прям как при царском режиме.

— Дурак ты, Перухин! Я тут с разных элементов допросы сымаю. Другой раз такие секреты выслухиваю! Посторонний узнает, по городу разнесет, — он поднял палец: — Понимать надо! — и тут же спросил: — Тебе чего?

— Иван Аврамович до тебя шпиона прислал. Велел допрос с него снять.

— Заводи!

Артем открыл дверь, сказал одиноко стоящему в коридоре Ивану Игнатьевичу:

— Входи, дед!

Дьякон вошел, недолго потоптался у порога, несколько раз шаркнул постолами по полу.