Чужая игра - [6]

— Кончака? Чур тебя! — Абросимов сделал вид, что крестится. — Не приведи господь его тронуть. У Кончака влияние на нашего шефа побольше, чем у всех начальников отделов и служб, вместе взятых…

Я понял — идея допросить меня с применением «сыворотки правды» Кончаку не принадлежит.

Я подозревал это и во время «прокачки» — уж очень наивными и беспомощными были вопросы Баркасова. Полковник Кончак знал обо мне гораздо больше.

Правда, не о том периоде, что начался в моей жизни с момента взрыва самолета над Гималаями, в котором я летел. Не знал он и подробностей моего чудесного спасения от верной гибели.

Зная его недоверчивый сверх всякой меры и жесткий характер, можно было с большой долей вероятности предположить, что Кончак, несмотря на мою амнезию, все равно так или иначе попытается вывернуть меня наизнанку.

Любыми методами и средствами.

Впрочем, я сильно сомневался, будто он поверил, что я на самом деле утратил память. Единственным объяснением его странного безразличия к моей одиссее была успешная операция по Толоконнику, в которой я принял участие.

Это я понял благодаря прозрачным намекам Волкодава.

И он и Сидор очень опасались, что после того, как Кончак доложит начальству о результатах акции в Греции, ему захочется разобраться со мной по полной программе.

И Кончака можно было понять: в мою историю трудно поверить, тем более профессиональному разведчику, привыкшему любую проблему рассматривать под углом происков спецслужб других государств.

Уж кто-кто, а полковник точно знал, что, несмотря на окончание «холодной войны», наши новоявленные «партнеры» все равно не прекратили своих операций, в особенности по внедрению агентов.

И не потому, что они такие бяки. Отнюдь.

Просто у разведчиков свои законы и свой кодекс поведения. Хочешь мира — готовься к войне. Так говорили древние.

С той поры мало что изменилось. Мозг человека запрограммирован на уничтожение. И ничего тут не поделаешь.

Несмотря на изменившуюся в стране ситуацию, поневоле втянувшую военную разведку в грязные разборки власть имущих, Кончак, как профессионал до мозга костей, продолжал выполнять свой долг так, как его учили и как он этот долг себе представлял.

А еще я понял из разговора Абросимова с эскулапом-недотепой и палачом-дилетантом в одном лице: мои приключения в Катманду и Афинах их не волновали.

Я лежал на кушетке возле двери. Они стояли у окна и разговаривали едва не шепотом. Но не потому, что опасались меня, а по устоявшейся привычке людей такой профессии не доверять стенам.

Однако я слышал почти каждое слово. Уметь слушать — это своего рода талант. И его нужно совершенствовать постоянно.

Из того, что донеслось до моих ушей, я сделал вывод, что любопытство к моей персоне отнюдь не праздное. И оно как-то связано с именем полковника Кончака.

Абросимова мало волновал какой-то губернатор Шалычев, которого угрохал неизвестный киллер.

Этот вопрос его беспокоил по совершенно прозаической причине — он пытался найти на меня серьезный компромат. На меня и на полковника Кончака.

Зачем? Внутриведомственные интриги? Или нечто большее?

Я вполне мог убить Шалычева. И даже по приказу полковника Кончака. Но я этого и впрямь не помнил. Кстати, когда мне рассказывали о моей прошлой жизни, фамилия губернатора не упоминалась.

Имен вообще не было названо. Я так понял, что больше всего обо мне знал Волкодав, но и он, как истинный профессионал, отделался общими фразами.

И я был даже благодарен ему.

Пусть проклятие, обрекшее меня на жизнь наемного убийцы, останется для моей ныне пустой головы хотя бы до поры до времени чем-то эфемерным, беспредметным, как дурной сон.

И еще одно меня волновало: как я попал в поле зрения Абросимова и тех, кто стоял над ним? Кончак сдать меня не мог — это точно. Абросимов его противник, а может, и личный враг.

Немного зная Кончака, я мог дать рубль за сто, что врагов у него очень мало. Живых. А остальным он просто не доверял. Тем более не мог он доверять явному сопернику за влияние в системе ГРУ.

Волкодав и Акула тоже исключаются. Это простые, бесхитростные парни. У них если друг — то это действительно друг, без всяких но. А если враг — то ему можно лишь посочувствовать.

Судя по достаточно скудному досье, обо мне Абросимову и иже с ним было мало что известно. Только общие сведения — и ничего более. Конкретные данные отсутствовали напрочь.

Там были всего лишь сведения о человеке, владеющем приемами боевых искусств Востока. Возможно, он был киллером мафиозных структур, поднанятым военной разведкой для выполнения какого-то сверхсекретного задания, скорее всего связанного с ликвидацией некоего «объекта».

И все.

Ничего из ряда вон выходящего, как я понял по достаточно прозрачным намекам Волкодава.

Как бы невзначай, без определенной цели, он говорил, что спецслужбы многих стран и в былые времена, и сейчас используют для некоторых, особо щепетильных дел «болванчиков», чаще всего не имеющих представления, на кого они работают.

Это делается для того, чтобы самим спецслужбам не вываляться по уши в грязи, а в случае провала операции или засветки исполнителя сдать этого подставленного со всеми потрохами. Если, конечно, не удастся его ликвидировать, чтобы спрятать концы в воду.