Чужая игра - [33]

Вопрос был, что называется, на засыпку.

Я к нему был готов и в то же время боялся его. Сражаясь на татами, я, как только мог, маскировал стойки и приемы хэсюэ-гун, пытаясь выдать их за технику классического ушу.

Трудно сказать, как это смотрелось со стороны.

Но я лелеял надежду, что даже проницательный кореец не усмотрит в моем стиле нечто совершенно оригинальное и незнакомое, а значит, опасное.

— Всего по капле. Немного бокса, немного ушу, кое-что и из других стилей…

— Возможно… — Его взгляд выражал сомнение. — Однако эффективность твоей адской смеси поразительна. Кто твой учитель?

— Меня учили многие. И на гражданке, и в армии. Некоторые приемы я почерпнул из переводной литературы.

— Где и кем ты служил?

Его узкие глаза и вовсе превратились в щелочки.

— Погранцом. В Таджикистане.

— Давно?

Чон все еще был во власти подозрений.

— Нет. Меня отправили в запас полгода назад.

— Для солдата ты староват…

— А я и не говорю, что трубил срочную. Я был прапорщиком.

— Такого мастера — и в запас…

Чон смотрел на меня не мигая.

— Послушайте… как вас там — какого черта?! — Я сделал вид, что вспылил. — Вы что, допрос мне устраиваете? Извините, мне пора в душ.

— Не горячись… — Чон миролюбиво придержал меня за локоть. — Я начальник охраны «Витас-банка». Мне нужны такие парни, как ты. Уверен, мы с тобой сработаемся.

— Я одному господину уже сказал, что в охранники не гожусь. Мне осточертела пограничная служба. И вообще служба. А в охране я буду точно таким же бобиком, как и в армии, только без погон. Мне нравится гражданка. Здесь я ни от кого не завишу.

— Но ты еще не знаешь, сколько тебе будут платить, — с нажимом сказал Чон.

— Дурные деньги в наше время зря никто не платит.

— И то верно… — Казалось, Чон колеблется. — «Витас-банк» — богатая фирма. Штука в месяц «зеленью» тебя устроит?

— Еще как устроила бы. Но в охрану я не хочу. А за предложение спасибо. Пока…

И я хлопнул дверью душа.

Через щель в двери я видел, что Чон некоторое время стоял в раздумье. А затем неторопливо пошел к выходу из раздевалки.

Я совершенно не ощущал, какой кран открыл — с горячей или холодной водой, — и пытался проникнуть в его мысли.

Не сморозил ли я большую глупость, отказавшись пойти в охрану «Витас-банка» с первого раза? А вдруг второго предложения не будет?

Я представляю, как бы рвал и метал Абросимов, узнай он о нашем разговоре…

И все равно я считал, что поступил правильно. Нельзя торопить события.

Чон прошел школу ГРУ и теперь должен проверить всю мою подноготную, прежде чем принять окончательное решение.

Если других кандидатов в охранники он давно знал или был о них наслышан, то я в городе чужак. А к чужаку всегда относятся настороженно.

(Впрочем, не исключено, что ошибался. Может, этот город — моя настоящая, «малая», родина? Но меня вряд ли сейчас кто-либо узнает. Над моей физиономией южноамериканский хирург потрудился на славу. Я и сам себя сначала не узнавал, как рассказывал мне Сидор.)

Мое появление на соревнованиях и так подозрительно. А если выяснится, что я без мыла в задницу лезу, чтобы попасть в охрану «Витас-банка», к самому Чону, то на меня сразу наденут «колпак» и выполнять задание Абросимова будет весьма затруднительно.

Если не сказать — невозможно.

И еще одно обстоятельство питало мои надежды на удачный исход внедрения — сам хозяин банка, Наум Борисович Витаускас.

Главное, что я успел подметить, когда победил в финале, было выражение его лица, остававшееся на протяжении всего кумитэ брезгливо-холодным и бесстрастным.

Глаза банкира загорелись нескрываемой жадностью, будто в этот миг Витаускас увидел нечто очень дорогое, что можно купить за бесценок.

Озабоченно собрав морщины на лбу, он в нетерпении заерзал и что-то шепнул Чону.

Скорее всего, идея пригласить меня в охрану банка принадлежала ему.

А такие люди никогда не тушуются перед трудностями. В особенности если их можно преодолеть с помощью универсального и привычного инструмента — денег.

Только когда хлопнула дверь за Чоном, я наконец заметил, что скоро сварюсь как рак — сверху на меня изливался кипяток.

Выругавшись, я добавил холодной воды и на несколько минут отключил восприятие внешнего мира, окунувшись в медитацию восстановления.

Жизнь уже не казалась мне постылой и ненужной.

Опер

Мы с Латышевым прослушиваем оперативную запись телефонных переговоров Здолбунского.

…3долбунский. Да не было, не было у меня в тайнике никакого оружия!

Некто. А деньги? Откуда столько «капусты»?

Здолбунский. При чем здесь деньги? Я говорю об оружии.

Некто. А я о деньгах. Ты должен был сдать их на кассу. Почему не сдал? В какие игры ты начал играть?

Здолбунский. Какие игры?! Я ничего не утаиваю, клянусь! Там просто был… небольшой запас на черный день.

Некто. И сколько?

Здолбунский называет цифру, и мы с Латышевым смеемся — хитрец!

Михаил Семенович, скорее всего, доложил одному из своих шефов, пока нам неизвестному, только о тех деньгах, что были записаны в протокол.

Остальные, рассосавшиеся по карманам омоновцев, он с явным облегчением оставил за кадром.

Я мысленно восхитился Кузьмичом — психолог. Он сразу сказал, что Здолбунский готов к этой сумме добавить еще столько же, лишь бы мы тихо-мирно, а главное — без протокола разошлись.