Чужая - [3]

— До сентября три месяца, — отмахнулась я. — Пошли за детьми, уже почти шесть.

Всю дорогу до детского садика Лелька бубнила о моей безответственности, попутно ругала себя, что надо было со мной разговаривать пожестче. Я молча улыбалась.

— Перестань убиваться, Птица! — прикрикнула я на нее. — Я не малый ребенок и ты не вечно будешь со мной возиться. Достаточно уже того, что ты для меня сделала.

Это были не пустые слова. Через месяц после смерти мамы Лелька заскочила как-то на утренний кофеек, собрала все документы, взяла меня за руку и потащила по всем инстанциям, которые занимались наследованием имущества. Мама владела квартирой, машиной, дачей и всю эту недвижимость надо было переоформить на меня. Что такое присутственные места, не мне вам рассказывать.

На меня накатывал животный ужас каждый раз, когда я видела эти бесконечные очереди и суровых равнодушных чиновников. Ровно через десять минут ожидания я находила тысячи причин смыться, и если бы не Лелька, все мое наследство возможно уже принадлежало бы государству. Но Елена Гриф хорошо изучила меня за семь лет дружбы, и, хватаясь за мой подол твердой рукой бывшей баскетболистки, шипела на меня, аки гремучая змея. Я пугалась и оставалась. За это, да и за многое другое я ей была безмерно благодарна.

Лелька продолжала что-то говорить, пока мы не вошли на территорию детского садика. Аришка, издали увидев нас, бежала со всех ног, весело размахивая зажатой в руке куклой.

— Теть Тань! — выпалила она, как только приблизилась. — А Сашку уже забрали!

— Как забрали? Кто?

— Так ваш муж, Татьяна Александровна, зашел в четыре часа. — Я резко обернулась на голос воспитательницы.

Толстая, низкорослая Любовь Прокофьевна спокойно смотрела на меня своими малюсенькими глазками. И именно это ее спокойствие убило во мне мгновенно вспыхнувшее отчаяние. В последнее время думать о хорошем у меня получалось с трудом. Но все-таки я спросила:

— Это был действительно Николай?

— Татьяна Александровна, я не в маразме и не под наркозом, — строго проговорила она с оттенком оскорбленной добродетели. — Николай Александрович забрал Сашеньку, и сказал, что они пойдут погулять.

Лелька уже набирала номер телефона сотового моего мужа.

— Алло, Ник? Это Птица. Сашка с тобой? — она послушала пару секунд и передала мне трубку.

— Ник, вы где? — удивленно спросила я.

— В школе, — весело ответил мой благоверный, будто так и надо.

— В какой?

— В моей, — невозмутимо ответил он.

— Какого черта вы там делаете, и почему ты не предупредил меня?

— Через час приедем и расскажу, — отчеканил Ник и дал отбой.

Я пожала плечами в полном недоумении и отдала Лельке ее мобилу.

— В следующий раз, Татьяна Александровна, будьте любезны договариваться со своим мужем, прежде чем меня в чем-то обвинять, — обиженно сказала воспитательница.

Я рассыпалась в извинениях, уверяя ее, что следующего раза не будет, ибо завтра мы отбываем на дачу. Любовь Прокофьевна не скрывала своей радости. Что поделаешь, шебутной у меня сынишка. Много кровушки попил у воспиталки. А когда Лелька вручила ей парфюмерный набор в качестве прощального подарка и всеобщей благодарности за неоценимый труд, она совсем раздобрела и даже пожелала нам счастливого пути.

Мы сидели на моей кухне, допивая первую чашку кофе, когда дверь квартиры с треском распахнулась и вбежал мой сын, сметая все на своем пути и звонко горланя:

— Мам! Меня папа записал в свою школу! Я теперь буду петь в хоре, и играть на «пиянино». Там так здорово! Там большое футбольное поле, и много разных лазалок! — без перерыва трещал Сашка, захлебываясь словами и проглатывая последние слоги. — О, теть Лель! — без перехода обратился он уже к Лельке. — А папа меня в школу записал! Я теперь буду в хоре…

— Мы это уже слышали, — остановила я его.

— Да? — удивился Сашка, будто Лельки и не было минуту назад на кухне. — Ну, ладно, а где Аришка? — и не дождавшись ответа, побежал в комнату.

Где ж быть подружке, как не за компьютером? Дети двадцать первого века, что поделаешь!

— А покушать что-нибудь? — раздался извечный вопрос моего супруга, и он появился в кухне.

Кухонька в нашей квартирке малюсенькая, но уютная и страстно мною любимая. Я совершенно свободно умещаюсь на ее пяти метрах, не натыкаясь ни на один угол. Но когда Лелька вытягивает свои длиннющие ноги вдоль стены, и вдобавок появляется мой муж, мне сразу приходит на ум предательская мысль: «Не пора ли переехать в родительскую квартиру, большую, светлую и с кухней в десять метров?»

Мой благоверный вполне подходит под среднестатистические размеры — сто семьдесят три, он на четыре сантиметра выше меня. Но Ник широк в кости и очень любит вкусно покушать. Даром что ли, наполовину хохол. Сама я далека от классических 90-60-90, поэтому крупные габариты моего мужа меня вполне устраивают. Люблю, знаете, больших мужчин. Хорошего человека должно быть много.

— Ты нам зубы не заговаривай! — проигнорировав широкую улыбку на пухлых губах Ника, молвила Лелька. — Немедленно объяснись!

— Жрать дайте! — гаркнул муж. — А потом все расскажу.

Мы в два голоса стали возмущаться и пока на плите подогревался украинский борщ, Ник поведал нам, чем они с Сашкой занимались последние четыре часа.