Чужая дуэль - [7]

Вокруг мостков, заполонив дорогу, шушукаясь, перетаптывались десятка два местных жителей. Причем женщины, против обыкновения не лезли вперед, а испугано прятались за спинами озабочено почесывающихся мужиков. Погруженный в свои мысли, я лавировал в глухо галдящей толпе, пока меня окончательно не оттерли к обочине, где обвисшая на стволе опасно гнущейся молодой березке молоденькая девчонка в потертом жакете и новом, ярком платке с хрипами, утробным бульканьем и жалобным постаныванием беззастенчиво освобождала желудок от завтрака. Это малоаппетитное зрелище живо вернуло меня обратно в действительность. Интенсивно поработав локтями, я довольно быстро прорвался в первую линию любопытных обывателей и в награду получил чувствительный удар по нервам.

Нет, нельзя сказать, что вид мертвого тела поверг меня в шок. Слава Богу, в силу специфики бывшей службы покойников пришлось навидаться в достатке. Но этот смотрелся как-то особенно омерзительно. Вспоротый от паха до шеи молодой, никак не старше тридцати, парень, раскинулся на спине, погрузившись затылком в темный ил и уставившись остановившимися незрячими глазами сквозь тонкую водяную пленку в линялую синь равнодушного неба. Остроконечные обломки перерубленных ребер щетинились жутким желтовато-розовым частоколом. Вывернутые из разорванной брюшины сизые кишки лениво поласкало неспешное течение. Залившая склон темно-бурая кровь, не принимаемая прихваченной утренним заморозком землей, охрой красила студеную воду, едва заметно парящую воду.

Где-то за спиной, сквозь неразборчивые причитания, испуганные ахи и охи, слух неприятно резанул высокий, на грани истерики, женский голос: «Да что же это, Господи, деется-то? За два-то неполных месяца, почитай уж восьмой упокойник…»

У меня вдруг перехватило горло, по всему телу побежали волны неприятных ледяных мурашек, и стало трудно дышать. Я поспешно вывернулся из толпы, жадно хватая ртом обжигающе холодный воздух, а в голове билась лишь одна заполошная мысль: «Бежать!.. Бежать отсюда немедленно!.. Бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше!..»

О продолжении прогулки речь уже идти не могла, и я как в последний оплот, бросился обратно в номер. А когда минут через четверть часа после возвращения на постоялый двор раздался по-хозяйски напористый стук в дверь, в пепельнице догорала уже пятая сигарета. Мое сердце екнуло и оборвалось от дурного предчувствия. Под ложечкой разлилась слабость, и возникло непреодолимое искушение исчезнуть, испариться, или, как минимум, поглубже забиться под кровать, лишь бы не отворять. Но незваные гости оказались настойчивыми, и уже барабанили в дверь кулаками и ногами.

Обреченно понимая, что отсидеться не удастся, я все же заставил себя подняться, сделать три роковых шага и повернуть ключ, отпирая замок…

Камера, в которую меня бесцеремонно затолкали вломившиеся в номер полицейские, в придачу к тошнотворной вони и клопам, дождем сыпавшимся с низенького потолка, имела еще и постояльцев. Но самый главный сюрприз ждал меня впереди.

Сидя прямо на земляном полу, привалившись спиной к сочащейся ледяной сыростью стене, уронил голову на грудь мой недавний рыжий знакомец. Тот самый любитель пугать ножиком мирных прохожих. Судя по заплывшим зеленью глазам, посиневшей и раздутой физиономии, а также запекшейся в уголках рта кровью, после моей плюхи ему еще кто-то щедро добавил.

Рядом с рыжим, но уже на подгнивших нарах, вольготно развалились два костлявых оборванца. Они, оживленно пихаясь локтями, по очереди плевали в него, стараясь попасть прямиком в макушку.

На мое появление в камере бродяги отреагировали с неподдельным восторгом.

– Гля, Репей, кого привели! – довольно заголосил тот, что повыше. – Точняк первоход! Ну, шлепай, шлепай к нам шустрее, – издевательски поманил он пальцем.

– А клифт у него знатный, – облизнулся второй, нервно дергая левым глазом в предвкушении предстоящей забавы. – Как раз по мне будет.

Действительно, по виду меня запросто можно было принять за ненароком оказавшегося в камере зажиточного обывателя.

Но на этот раз бродяги просчитались. Добыча оказалась им не по зубам. Я угрожающе насупился, вразвалочку подошел вплотную к нарам и сквозь зубы процедил:

– Вы на кого, сявки, хвост задрали?

Пока голодранцы в изумлении лупили глаза, я, не долго думая, схватил их за волосы, и изо всей силы долбанул головами друг о друга. Громыхнуло так, словно столкнулись чугунные ядра.

От их пронзительного визга у меня буквальным образом заложило уши. Но, не обращая на эту какофонию ни малейшего внимания, я плотно прихватил их сальные патлы, сорвал на пол и волоком потащил в дальний угол, к параше – большому, в желто-коричневых потеках жбану под осклизлой деревянной крышкой. Для закрепления воспитательного эффекта пнул каждого по разу под ребра и подвел итог:

– Теперь ваше место здесь! Дошло?.. Или продолжить?

Как и следовало ожидать, эти поганцы превосходно понимали язык силы и, нарвавшись на достойный отпор, безропотно забились в отведенный угол, даже не помышляя сопротивляться.

Теперь пришло время заняться моим старым знакомым, который на все вообще происходящее никак не отреагировал. Взгромоздить его на нары оказалось непросто. Несмотря на невеликий рост, весил этот бык, как мне показалось, килограмм под девяносто. Пока я его кантовал, выяснилось, что он ко всему еще и в стельку пьян. В ядовитой атмосфере камеры унюхать густой сивушный дух можно было, только сблизившись, нос к носу.