Чужая боль - [16]

— Выпить, понятное дело, могу. Но не страдаю пристрастием. Хотя в праздники за компанию, случается выпивал рюмку, другую, но никогда не падал, меру свою знаю и ни разу не перебирал, а теперь и вовсе не до того. Вы знаете, я совсем недавно из зоны. Оправдан.

— Я наслышан…

— У меня дочь.

— Ну и что? У меня семеро по лавкам скачут.

— Я сам ее растить буду. Без жены. Мы с нею разъехались. Так что не до выпивки мне.

— Дочь совсем маленькая?

— В третьем классе.

— Так это уже хозяйка в доме!

— Моя пока не приучена.

— Не беда! У нас все быстро освоит. Куда денется?

— А с жильем как?

— Без проблем. Нынче пошлю баб, чтобы прибрали в доме. Пусть окна и полы помоют, во дворе подметут. Без хозяина полгода стоит. Прежнего за пьянку выгнал. Сразу всех выселил. Они не только гнали самогон, а и продавали деревенским, спаивали моих людей. Я пробовал говорить с ними, не помогло. Пришлось расстаться, — вздохнул Иван Антонович.

— Думаю, у нас с вами до того не дойдет.

— Это хорошо. Но знайте, заработки у нас не северные! Больше всех получают животноводы. Их продукция в постоянном спросе. У других получки поскромнее.

— А сколько в среднем получают? — поинте-ресовался Сашка.

— Самое малое — три тысячи. Другие больше. До девяти. Смотря где, и как работают. Все от отдачи. Слесари по семь-восемь тысяч. Ну и халтура имеется. Хоть у нас деревня, люди имеют транспорт. А он, иногда ломается. Наши слесари ремонтируют. Раньше за бутылку, теперь за деньги. Вот и получается приработок. Конечно, не в рабочее время ремонтируют.

— Скажите, Иван Антонович, а в вашем хозяйстве есть свет и газ в домах? — спохватился Сашка.

— Все имеем. В кусты по нужде давно не бегаем. Живем культурно, как в городе. Есть своя больница, школа и клуб. Люди не жалуются. Молодые не убегают. Конечно, получать высшее образование едут в город. Но многие возвращаются к нам работать. Вот и в прошлом году, трое врачей и двое учителей, да двое воспитателей вернулись. Зоотехник свой, механик из нашенских, — хвалился человек.

— Значит, мне можно приезжать? — перебил Сашка.

— Даже нужно, — услышал в ответ.

— А как к вам добраться?

— Давай договоримся так, я пошлю своих баб привести дом в порядок. Пусть побелят, покрасят, помоют, чтоб тебе не впрягаться в это. Ведь полгода закрытым стоял. Проветрить его нужно. Ты же у своих мамонтов сможешь дня три пожить? — спросил не без смеха.

— Попробую.

— Ну, а как все будет готово, я позвоню сам. И за тобою приедет машина. Мы ж все равно каждый день возим в город продукцию. На обратном пути кто-нибудь из водителей вас прихватит. Я предупрежу заранее, чтобы успел собраться.

— С этим проблем нет. Мы в сборе. Готовы в дорогу в любой момент.

— Вот и договорились!

— Жду ваш звонок! — ответил Сашка.

— Привет твоим динозаврам, — простился Иван Антонович.

Сашка оглянулся. Дочка спала на диване в обнимку с дедом. Уткнулась лицом в его плечо и тихо посапывала. Все же сказалась на девчонке бессонная ночь.

Павел Антонович во сне блаженно улыбался. Впервые в своей жизни спал вместе с внучкой и радовался большому теплу маленького человека.

Рядом с ними, сидела в кресле Наталья Никитична. Вязала носок, распущенный котом.

Как только услышала, что Сашка закончил разговор, спросила:

— Неужели в деревню собрался переехать, к Ивану? Иль лучшего не сыскал?

— А что в том плохого? Жилье будет, голодными не останемся. Чего надо? В городе где жилье сыщу? Да и работу найти сложно.

— Зато заработки много выше. И Анна станет цивилизованным человеком, а не пастушкой.

— А ты оставишь нас у себя жить? — спросил, глянув в глаза матери.

— Нет! Только не это. Я не знаю, как эти три дня пережить. Вынесу ли такое наказание!

— Чем же так помешали? Порог едва успели переступить, стакана воды не выпили.

— Мы слишком разные!

— Мам, но мы родные люди!

— Ну и что с того? Мы слишком долго жили в разлуке. А когда вместе были, радости от того не было. Сплошные переживания и ссоры. Я не хочу их повторения. Опять начнутся бабы, водка, домой станешь возвращаться под утро, снова свяжешься с какими-то придурками, опять зачастит к нам милиция, а мы с дедом нянчись с Анькой. А она у тебя вон какая грубая и дерзкая. Никакого уважения к старшим. И главное, совершенно не воспитана. Ею никто не занимался, это сразу видно.

— Тогда чему удивляешься, что уезжаем в деревню? Там никто вот так не скажет об Аннушке. Она сделала тебе замечание, а ты ее возненавидела.

— Ну, тут ты перегнул!

— Да что там, сказал правду. Зато, когда уедем, никто друг другу не потреплет нервы. Вы заживете спокойно, а мы постараемся не приезжать и не тревожить вас.

— А я и не позову. Подумаешь, беда большая. Сколько лет врозь жили и ничего, никто не скучал.

— Эх, мама! Ну, почему ты моя мать? Холодная и бездушная, что в тебе от матери? Столько лет прошло, ты даже не спросила, как я жил, почему ушел от Ленки, как попал на зону? А упреками засыпала. Сколько лет твоим обидам. Меня изменили годы, но мои беды для тебя чужие. Не знаю, за что зову матерью, ведь родного в тебе нет. А жаль. Ведь даже взрослому человеку нужно тепло и хоть капля понимания. В твоей душе такого нет. Ты, как мамонт, замерзший во льдах, какой уже никогда не оживет.