Чужаки - [45]

Он тяжело поднялся в свою комнату, старательно прикрывая рукой слабый огонек свечи, торжественно врученной ему хозяином. Тот, судя по всему, проникся почтительным уважением к молчаливому гостю. Сайлас поставил свечу и устало бросился на кровать, оказавшуюся неприятно слишком мягкой и (как выяснилось вскоре) полной насекомых. Немного расслабив напряженные мышцы, Бонсайт пересел на стул и открыл сумку. Достав неприметную железку, напоминавшую по виду смятую консервную банку, со следами ржавчины по краям, он прошелся кончиками пальцев по ее краям, в воздухе замерцал полупрозрачный экран.

— Посмотрим, посмотрим, — бормотал себе под нос Сайлас, проделывая манипуляции с «жестянкой».

Он искал одного человека в крупнейшем городе средневековой Франции, среди более чем семидесятитысячного населения, не считая приезжих и бродяг. Этот человек был ничем не примечателен, кроме того, он считался немного безумным. Он был поэтом и художником, менестрелем и философом, а самое главное — он был гениальным механиком. Сайлас нашел обрывки его записей в одном из древних хранилищ, то ли архиве, то ли музее, то ли библиотеке, посещению которых в брошенных городах он посвящал все свое время последние несколько лет. Отыскивал их, непризнанных гениев, погибших первооткрывателей, чтобы дать им возможность реализоваться, чтобы осуществить их безумные мечты и планы и этим придать прогрессу невиданный скачок и встать во главе нового, эффективного Человечества. Бонсайт усмехнулся своему воспоминанию об этом. Безумец, которого он искал в Париже, был сожжен по подозрению в распространении заразы во время Великой Чумы. Она называлась также «черной смертью», поскольку тела умерших после смерти чернели, как смертный грех, она пришла со стороны Азии, она вошла во Францию с Марселя, она была на пороге.

Сайлас быстро свернул экран, поскольку ему послышался шум со стороны двери. В створку тихонько постучали, но лорд готов был поклясться, что до этого ее пытались тихонько приоткрыть. «У этих людей слух, как у крыс, — подумал он. — Ведь тот, кто за дверью, передумал ее открывать, когда услышал мое движение».

— Войдите, — крикнул он.

Дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы в нее мог протиснуться тощий хозяин.

— Ваша милость простит мое вторжение, если узнает, что внизу собралась компания знатных молодых людей, которые заказали ужин и затеяли игру в карты. Если ваша милость соизволит к ним присоединиться, они просили передать, что сочтут это за честь.

Во время этой речи хозяин периодически судорожно кланялся, как будто у него возникли неотложные проблемы с желудком.

Сайлас подумал, что, если он откажется, это может показаться подозрительным, да и какие-никакие знакомства в этом времени нужно завести, так, на всякий случай, и нехотя кивнул головой.

— Я сейчас спущусь, — ответил он.

Хозяин, все так же судорожно сокращаясь в пояснице, скрылся, пятясь, за дверью.

Сайлас тяжело вздохнул, переоделся в купленное днем платье, взял кошель с деньгами, оглядел напоследок комнату, тщательно запоминая расположение вещей, и вышел на лестницу.

Компания действительно подобралась развеселая. Пятеро молодых людей: четверо французов и один итальянец, хорошо говорящий по-французски, — были в меру пьяны, но явно собирались исправить этот недостаток в ближайшее время, судя по количеству бутылок, горлышки которых торчали из корзины, принесенной услужливым хозяином.

Представившись, молодые люди сели за карты, пили много, быстро пьянели. Сайлас проигрывал, но воспринимал это с таким спокойствием и добродушием, столь убедительно изображал из себя пьяного, щедро заказывал еще вина, что под утро расстался с новыми знакомыми в наилучших, дружеских отношениях. Особенно полюбился он итальянцу, который плакал у него на плече, называл своим лучшим и единственным другом и клялся завтра же (то есть уже сегодня) прислать дюжину бутылок «лучшего вина в Париже». Наконец все разошлись, и Бонсайт вернулся в свою комнату, принял отрезвляющую таблетку, потом подумал и запил ее тонизирующей. Он прилег на кровать, ожидая, пока таблетки подействуют, и внимательно осмотрелся по сторонам. Сумка была сдвинута, одежда лежала в другом порядке, и даже кровать разворошили. Он поздравил себя, что ничего подозрительного с точки зрения средневекового француза в его вещах не было. «У меня очень любопытные хозяева, — сделал вывод Сайлас и закрыл глаза. — Нужно купить побольше псевдоврачебных прибамбасов. И вообще быстрее сматываться из этого притона».

У него не было конкретного плана, как искать нужного ему человека, но он знал два факта из его биографии. Первый заключался в том, что искомый был завсегдатаем харчевни «Трюмильер» у Центрального рынка и даже неоднократно закладывал там предметы гардероба, а второй — что он был постоянным участником «соти», или «дураческих праздников». А еще Сайлас знал его имя — Робер Тюржи.

Отлежавшись и почувствовав прилив энергии, Сайлас вскочил на ноги, проделал несколько энергичных упражнений и, высунувшись на лестницу, потребовал себе воды для умывания. Вскоре в дверь поскребся хозяин с кувшином воды и тазом, всем своим видом излучая возмущение тем, что благородный господин вместо того, чтобы спать до вечера после попойки, требует умываться, и удивление тем, что благородный господин вообще умывается. Сайлас выпроводил негодующего владельца постоялого двора за порог и с наслаждением разделся. Потом, как мог, помылся, имея в виду малое количество воды, отсутствие мыла и минимальную акваторию тазика. Потом славный лорд Бонсайт натянул на себя свежее белье, верхнее платье, перекинул через руку плащ, взял кое-что из необходимых мелочей из сумки, пристегнул к поясу кинжал и кошелек, после чего покинул гостеприимную гостиницу.