Чужак в чужой стране - [32]

Она подумала, что можно лечь поспать. Взяла с полки книгу; это оказались «Просто сказки» Киплинга. Джилл забрала книгу с собой.

Кровать в комнате Джилл была оборудована по последнему слову техники.

Там был автоматический массажер, кофеварка, монитор погоды, читающий аппарат… Не хватало только будильника. Джилл подумала, что не проспит больше, чем сможет, и легла. Вставила книгу в читающий аппарат — и по потолку побежали слова. Вскоре пальцы Джилл разжались, выпустив блок управления. Свет погас, и Джилл уснула.

Джабл Харшоу уснул не так легко. Он был недоволен собой. Интерес к гостям угас и уступил место досаде. Пятьдесят лет назад он дал себе страшную клятву не подбирать бездомных кошек, а сейчас, расслабленный жрицами Венеры, подобрал сразу двоих, даже троих, если считать Кэкстона. Он не подумал о том, что нарушал свой обет каждый год: последовательностью Харшоу не отличался. Ему не жалко было кормить еще двоих: не в его характере было считать деньги. Харшоу прожил более ста лет, испытал бедность, побывал богатым. Перемены в финансовом положении он воспринимал, как перемены погоды, и никогда не считал сдачу.

Он боялся, что по следу Джилл к его воротам придет полиция, и начнется скандал. Непременно придет и непременно начнется. Эта девчонка наверняка наследила, как корова в валенках.

До каких же пор люди будут стучать к нему в дверь, задавать вопросы, взывать о помощи? А он будет принимать решения и помогать. Ему уже надоело думать и действовать, мысли о будущем раздражали его.

Трудно ожидать разумного поведения от человеческого существа; большинство людей прямо-таки напрашиваются на неприятности. Почему его до сих пор не оставили в покое? Он отгораживался, как мог. Ему казалось, что, предоставленный самому себе, он достигнет высшего блаженства, уйдет в нирвану, растворится в воздухе, как индийский факир. Когда же его оставят в покое?

Около полуночи он отложил взятую было сигарету — двадцать седьмую за день — и сел на кровати. Зажегся свет.

— Ближняя! — крикнул он в микрофон.

Вошла Доркас в халате и тапочках. — Слушаю вас, босс, — зевнула она. — Доркас, в течение последних двадцати или тридцати лет, я был никчемным паразитом.

Доркас снова зевнула:

— Это не новость.

— Нельзя успокаиваться. В жизни каждого человека наступает время, когда он перестает быть благоразумным. Он встает во весь рост и выступает на борьбу со Злом во имя Добра и Свободы.

— О-о-о-о!

— Перестань зевать! Пришло время бороться!

— Я хотя бы оденусь.

— Разумеется. Подними остальных. У нас много работы. Вылей на Дюка ведро воды и вели ему отыскать и отремонтировать этот ящик. Я хочу послушать новости.

Доркас испугалась.

— Починить стереовизор?

— Вот именно. Если Дюк будет упрямиться, скажи ему, чтоб шел на все четыре стороны. Живо! У нас много дел!

— Хорошо, — неуверенно согласилась Доркас, — но, может быть, сначала измерим вам температуру?

— Успокойся, женщина!

Дюк настроил стереовизор как раз вовремя. Передавали второе сфабрикованное интервью с «Человеком с Марса». В комментариях сообщили, что Смит, по непроверенным пока сведениям, отправляется в Анды. «Дважды два — четыре», подумал Джабл и до утра повис на телефоне. На рассвете Доркас принесла ему завтрак: шесть сырых яиц, смешанных с бренди. Поедая яйца, Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь познакомиться со многими влиятельными людьми, и в трудный момент есть кому позвонить.

Харшоу заготовил бомбу, но взрывать ее не спешил. Он ждал, чтобы сильные мира сего сами спровоцировали взрыв. Он понимал, что власти могут снова засадить Смита в больницу, ссылаясь на его невменяемость. С юридической точки зрения Смит был действительно невменяем; с медицинской — его можно было считать психопатом.

Харшоу определил у него сильный ситуационный психоз, проистекающий, во-первых, оттого, что Смит был воспитан чужой цивилизацией, а во-вторых оттого, что он был пересажен опять-таки в чужую цивилизацию. Будучи грудным младенцем, то есть находясь в начале развития, Смит успешно прижился в инородной среде. Сейчас он — взрослый человек с полностью сформировавшимися привычками и определившимся мышлением. Сможет ли он подстроиться под новые условия столь же успешно? Доктор Харшоу намеревался это выяснить. Впервые за много лет он почувствовал интерес к медицине. Кроме того, ему хотелось подразнить власть имущих. В нем было больше стремления к свободе, чем полагается по праву каждому американцу. Возможность противопоставить себя планетарному правительству приятно щекотала его самолюбие.

Глава 11

Вокруг заурядной звезды класса G, расположенный на задворках галактики средней величины, спокойно вращались планеты, как вращались они и за миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того, чтобы их можно было назвать планетами. Остальные — мелкие камешки, не заметные в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все планеты, как это водится, были подвержены странной форме энтропии, называемой жизнью. Температура на поверхности третьей и четвертой планет колебалась вокруг точки замерзания окиси водорода, поэтому там получили развитие сходные формы жизни, между которыми был вполне возможен достаточно успешный контакт.