Чужак с острова Барра - [113]
Шла третья неделя после выезда из Кэйп-Кри. По извилистому притоку Киставани Биверскины поднимались в те края, где не было такой низины и почвы были посуше, — там попадались небольшие еловые и осиновые леса.
Они добрались до крошечной, покрытой рытвинами поляны, на берегу речушки торчал остов вигвама из жердей, и Кэнайна поняла, что это и есть их зимний лагерь. Они натянули брезент на остов конической формы и до половины завалили с внешней стороны стены землей и мхом. Из-под ели на краю поляны Джо Биверскин вытащил ржавую печурку из листового железа, а заодно несколько трехдюймовых железных труб; прошлой весной Джо спрятал все это здесь. Он поставил печурку в палатке на подставку из камней и вывел печную трубу сквозь отверстие в куске асбеста, который специально для этой надобности был вделан в полотнище крыши. Сооружение это больше напоминало земляной курган, чем человеческое жилье, и представляло собой зрелище, не внушавшее особого доверия и восторга. Это был аскеекан — зимняя землянка, единственный кров, который будет защищать их в долгие холодные месяцы, когда температура держится ниже нуля.
Родители Кэнайны принялись рубить дрова и срезать ветки пихт для постели, но у Кэнайны были свои дела, и она в одиночку отправилась в ельник позади лагеря. Вновь настала пора собирать мягкие подушечки сфагнума, потому что вопреки своим надеждам она так и не забеременела. В последний месяц, проведенный с Рори в Кэйп-Кри, она боялась, что влипнет. Но как только они расстались, ей захотелось, чтобы на том месте, где оборвалась их общая жизнь, возникла новая жизнь, чтобы частица его продолжала здесь жить вместе с ней, навсегда соединив их. По мере того как они все дальше уходили от побережья в глубь суши, желание это превратилось в пламенную надежду. Сейчас, в первый же день, проведенный ими на зимовке, надежда эта рухнула. Рори ушел. Весь целиком, до последней частицы. Ничего не оставив ей, кроме мучительных воспоминаний.
Когда она вернулась к землянке, на полу из лапника были сооружены постели и в печурке играло пламя. Несмотря на темноту внутри, Кэнайна смутно различила на постелях одеяла и накидки из кроличьих шкурок, черный чугунок на печи, мешок с мукой, ведро со смальцем, два фанерных ящика с продуктами и собственный полотняный чемодан с платьями. Больше там ничего не было.
Отец куда-то ушел, но мать лежала на одной из постелей. Она повернулась на бок и улыбнулась Кэнайне слабой, мимолетной улыбкой, которая едва обнажила ее щербатые коричневые зубы. Лицо Дэзи Биверскин исхудало, и его избороздили старческие морщины, хотя волосы были по-прежнему черны как смоль: ее измучил долгий путь от Кэйп-Кри, былая выдержка и выносливость, как видно, покидали ее.
Два дня спустя Джо Биверскин отправился вверх по реке, чтобы проверить бобровые хатки и дичь на своем участке. Он отсутствовал три дня и три ночи, а когда возвратился, его круглое плосконосое лицо было мрачно, он даже не улыбнулся в знак привета.
- Дичи мало, — сказал он жене и дочери. — Наверное, будет тяжелая зима.
Кэнайна знала, что основной пищей зимой служит дичь, они называли ее "пищей земли", потому что ее давала земля. Они захватили с собой муку, сахар, лярд, чай, овсянку и сгущенное молоко, но все эти магазинные продукты могли быть только дополнением. Без постоянного пополнения черного котла "пищей земли" на магазинных долго не протянешь.
Кэнайна с матерью ставили сети на речке и силки на кроликов в соседнем лесу, так как по принятому у мускек-оваков разделению труда это считалось женским делом. Но уже при малейших усилиях Дэзи Биверскин начинала задыхаться и слабеть. И через несколько дней Кэнайна стала одна присматривать за сетями и силками. Щуки и гольцы попадались довольно часто, но кроликов почти не было. Дэзи все чаще оставалась сидеть у печурки в вигваме и, сгорбившись, молча посасывала сморщенными губами вечную свою трубку.
В середине октября речонка поутру покрылась у берега тонкой иглистой коркой льда. Потом пришла ночь похолоднее, и на следующее утро Кэнайна проснулась с ощущением, что ей не хватает чего-то привычного. Некоторое время она размышляла, что бы это могло быть, пока не догадалась, что речка перестала журчать. Выглянув из вигвама, она увидела, что речка скована синевато сверкающим льдом.
В этот первый день ледостава они кольями разбили лед и вытащили сети на берег, чтобы спустить их в прорубь потом, когда лед окрепнет и на него можно будет стать.
Через несколько дней резко похолодало, лед на реке окреп и, замерзая, трещал, отдаваясь гулом громких ружейных выстрелов.
— Лед стынет, — сказала дочери Дэзи Биверскин.--Просит снега — чтобы сюда пришел снег и укрыл его, ему под снегом теплее. Еще до рассвета пойдет снег.
И в самом деле в ту ночь выпал первый снег, но лег он тонким слоем в два-три дюйма, а на рассвете снегопад прекратился. Кэнайну разбудили шаги матери, которая прошлепала мимо нее к двери, а выглянув наружу, только пожала плечами.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.
Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.
Группа ученых в засекреченном лагере в джунглях проводит опыты по воздействию на людей ядовитых газов, а в свободное время занимается рыбалкой. В ученых не осталось ничего человеческого. Химическую войну они представляют как полезное средство для снятия демографического давления, а рыбалка интересует их больше, чем жизни людей.
«Гость», составленный из лучшей путевой прозы Александра Гениса, продолжает библиотеку его эссеистики. Как и предыдущие тома этой серии («Камасутра книжника», «Обратный адрес», «Картинки с выставки»), сборник отличают достоинства, свойственные всем эссе Гениса: привкус непредсказуемости, прихотливости или, что то же самое, свободы. «В каждой части света я ищу то, чего мне не хватает. На Востоке – бога или то, что там его заменяет. В Японии – красоту, в Китае – мудрость, в Индии – слонов, в Израиле – всё сразу.