Чужак - [18]

Саймон же, осмотревшись, увидел Элис, внимательно смотревшую на него. Но на этот раз она не отвернулась, а вызывающе вскинула подбородок. Он невольно улыбнулся. Казалось, что Элис и Генри Карр – две стороны одной монеты: одна – смутьянка, пытавшаяся заставить рабочих действовать, а он – миротворец, шедший путем наименьшего сопротивления и пытавшийся обеспечить покой. Обе позиции были достойны восхищения, но сам Саймон всегда был смутьяном. Он никогда бы не создал «Немисис», если бы был доволен существующим положением вещей. Да, конечно, иногда и осторожный подход Генри срабатывал, но не всегда и не везде. И вообще, для «Немисис» медленный, неспешный прогресс совершенно не подходил – они хотели быстрых результатов. А лучший способ получить результаты – действовать.

Ему снова пришло в голову, что Элис вполне могла бы написать то письмо. И если так, – то она имела доступ к информации о владельцах и управляющих шахтой. И эта информация помогла бы ему покончить со злоупотреблениями в рудной компании. Причем ее придется чем-то заменить, иначе сотни мужчин и женщин потеряют единственный источник существования. Ох, настоящая головоломка… Но он сумеет найти выход. Правда, на это потребуется время.

Итак, была ли Элис таинственным автором письма? Оно было напечатано на машинке, и даже имей он образец ее почерка, все равно не мог бы сравнить. Но ведь машинки дороги… Может, она прокралась в контору поздно вечером и воспользовалась одной из них. Чертовски смелая девушка, если она и впрямь это проделала.

Какая-то дробильщица подтолкнула Элис локтем, и Саймон понял, что они слишком долго смотрели друг на друга. Оба тотчас же отвернулись.

Саймон поднялся к машинному залу и осмотрелся. Он знал, что это задание будет тяжелым и утомительным, но никак не ожидал, что вода и насосы – самые большие проблемы в шахте. Увы, все было именно так. Ведь если насосы перестанут хотя бы на час откачивать воду, произойдет несчастье – забои будут затоплены. Поэтому у насосов работали всю ночь. Трое рабочих были рады познакомиться с Саймоном, все они протягивали механику свои мозолистые руки. А затем, едва волоча ноги, поплелись к выходу из зала, чтобы начать долгую дорогу домой.

Вскоре в зал вошли двое: один – с густыми темными усами – назвался Эйбелом Лори, второй же был Биллом Дайером. Эти двое тоже должны были наблюдать за насосами. Еще трое рабочих стояли у котлов и швыряли в топку уголь, чтобы поддерживать работу насосов, цилиндры которых находились в постоянном движении.

Саймон был здесь вчера, но почти ничего не разглядел – слишком уж старался получить работу. Массивный насос, являвшийся одним из чудес современной технической мысли, горделиво возвышался над людьми, сверкая медью своих труб и движущихся частей. Разве две сотни лет назад можно было мечтать о чем-то подобном? Возвещало ли все это начало великой эры человечества – или конец его? Саймон видел многие заводы и фабрики, дымящие трубы – пальцы которых указывали в небо, словно осуждая дух прогресса, душивший Англию угольным дымом.

Мир очень быстро менялся. Создавались огромные состояния, и исследовались новые горизонты. Но десятки тысяч людей будут раздавлены поступью прогресса.

– Эй, не спи, – крикнул ему Эйбел, стоявший по другую сторону насоса.

– Завтра нужно выпить побольше кофе, – с улыбкой отозвался Саймон.

Он взялся за дело. Следовало проверить клапаны и отрегулировать давление, а также завинтить то, что развинтилось. Слава богу, он успел все осмотреть заранее. Поэтому теперь мог без колебаний делать все необходимое. И почему-то именно сейчас ему вспомнился давний разговор с отцом.

– У нашей семьи есть обязательства, – поучал Хорас Аддисон-Шоу семнадцатилетнего сына.

Но Саймон не смотрел в лицо отца; вместо этого он изучал узоры турецкого ковра на полу кабинета. «Кто-то соткал этот ковер, и шедевр неизвестного ремесленника привезли в Англию новомодным пароходом», – думал юноша. И еще он думал о том, что мир разделен – и в то же время соединен – огромной паутиной.

– Да-да, репутация! – продолжал отец. – Мы не суем руки в грязь просто ради забавы.

– Лучше быть грязным, но жить полной жизнью, – заметил Саймон. – А все эти привилегии… они ужасно утомляют.

Но отец, как всегда, был неумолим.

– Положение второго сына не освобождает тебя от долга перед семьей и обществом. Ты вернешься в Оксфорд, и мы больше не будем говорить о возможности наняться подмастерьем к какому-нибудь грубому оружейнику. Приходить домой каждый день с грязью под ногтями?.. О боже, твоя мать попросту сляжет!

– Не слегла же она сейчас. Да и с чего бы?.. Она абсолютно бесчувственная.

За эти слова Саймон заработал пощечину.

Не в первый и не в последний раз отец отчитывал его. Просто чудо, что на ушах у него не осталось шрамов от поучений папаши. К счастью, Хорас бо́льшую часть времени проводил в своем клубе и сейчас не мог видеть своего сына в рабочей одежде и с грязными руками. Интересно, что бы сказала Элис Карр о другом Саймоне, не о Саймоне Шарпе – механике, а о Саймоне Аддисоне-Шоу из высшего общества? Веселые вечеринки, шикарные званые обеды с десятью блюдами и изысканными винами… Сверкающие бальные залы с дебютантками в белых кружевах и охотниками за приданым в своих обычных «униформах» – черных фраках и белых сорочках… Она могла и не знать о существовании такого мира. А если и знала – мечтала ли о нем? Или презрительно усмехалась? Вполне вероятно и то и другое.