Чувство льда - [52]

Люба незаметно для себя повысила голос и сама тут же испугалась. Что она себе позволяет? Как разговаривает с матерью? Она уже готова была извиниться и пойти на попятный, когда Тамара Леонидовна неожиданно улыбнулась:

– Ты права, Любаша. В любой ситуации нужно вести себя интеллигентно. Ты же у меня девочка воспитанная. Нужно только постараться, чтобы этот Юрцевич не принял твою воспитанность за благосклонность и потворство его совершенно неуместным притязаниям. Ты меня понимаешь?

Люба молча кивнула и отвернулась к плите, где на сковородке томились гренки с колбасой и сыром. Из включенного радиоприемника доносился голос Муслима Магомаева, певшего про «свадьбу, свадьбу, свадьбу», и песня эта, никогда не вызывавшая у Любы никаких эмоций (она вообще не понимала, почему свадьбы должны быть «широкими», и считала это пошлейшим отголоском провинциальности), сегодня больно резанула ее уши.

* * *

Тамара Леонидовна прекрасно владела собой и умела быстро находить правильные слова, никоим образом не выдающие ее истинные чувства и намерения. Именно поэтому ей так удавались интервью зарубежным журналистам. Она вовремя прекратила разговор с дочерью о Юрцевиче, потому что, наблюдая за Любой, внезапно увидела и поняла всё. Девочка попалась. Попалась так же глупо и стремительно, как ее младшая сестра. И с этим надо срочно что-то делать, пока не стало поздно.

Выкроив в плотно забитом делами дне свободную минутку, она позвонила своему давнему другу Круглову.

– Ванечка, у меня неприятные новости. Когда вы сможете меня принять?

Иван Анатольевич, достигший в своей карьере уважительных высот, по-прежнему приятельствовал с Филановскими и общался с ними «без чинов», посему на просьбу о встрече отреагировал незамедлительно и договорился с Тамарой повидаться в тот же день. И снова местом встречи была выбрана некая квартира, только уже совсем другая, по другому адресу и подороже обставленная. Впрочем, оно и понятно, у рядовых сотрудников агентура попроще, у начальников – посолиднее.

За последние годы Круглов заметно располнел, отяжелел, появилась одышка и нездоровая розовость на щеках, а брюшко упругой волной набегало на брючный ремень. Глядя на него, Тамара Леонидовна невольно думала о себе: они ведь почти ровесники, неужели она тоже так стремительно стареет? Себя со стороны не видно, да и трудно заметить изменения, когда смотришь на себя в зеркало по сто раз в день.

– Ну, Тамарочка, дорогая, рассказывайте, что у вас случилось?

– У нас… – она выдержала театральную паузу, дабы Круглов проникся драматизмом ситуации, – у нас Юрцевич появился. Подкатился к Любочке. Детьми он, видите ли, интересуется. Ну, и как вам это понравится? Я как только узнала об этом, чуть не умерла от ужаса!

– И давно узнали? – задал Круглов вопрос, который показался Тамаре Леонидовне несколько странным.

– Да сегодня утром! Некоторое время назад я увидела Любочку с незнакомым мужчиной и решила, что это поклонник. А когда вчера снова его увидела, мне показалось, что наши мальчики на него похожи. Меня как током ударило! И сегодня утром я прямо спросила Любу, кто это такой. И оказалось, что это Юрцевич. Вы можете себе представить? Столько лет прошло, Наденьку похоронили шесть лет назад, а ему все неймется.

– Ну, слава богу, – почему-то улыбнулся Иван Анатольевич. – Гора с плеч.

– Это почему? – удивилась она. – Вы рады, что он появился? Вы о чем говорите, Ваня?

– Да мы, видите ли, давно уже знаем, что он встречается с вашей дочерью, и я, признаться, начал беспокоиться, почему это, думаю, моя Тамара Леонидовна молчит, не приходит, не рассказывает ничего, скрывает от старого друга такие важные события. Уж не разлюбила ли она меня, не вышел ли я из доверия? Теперь вижу, что не вышел. А я уж и контрольный срок себе назначил: если до первого июня вы мне не расскажете про контакты с Юрцевичем, придется мне самому задавать вам неприятные вопросы. Спасибо, голубушка, избавили.

– Значит, вы все знали?! – Тамара Леонидовна возмущенно всплеснула руками. – Знали – и молчали? Ваня, да как же вам не стыдно! Почему вы не предупредили меня сразу?

– Уж простите дурака, но я был уверен, что вам все известно, все-таки Люба – ваша дочь.

– Ой, Ванечка, ну что вы такое говорите! Наденька тоже была моей дочерью, а я ничего не знала, пока вы мне глаза не открыли.

– Да, – согласился Круглов, – но Наденька была молодой, неопытной и влюбленной, ее можно понять. К тому же она была беременна от женатого мужчины, так что ей было что от вас скрывать. А уж от Любочки вашей я никак не ожидал такой скрытности. Она же взрослая женщина, очень разумная, очень правильно воспитанная, член партии. Как же она от вас это утаила? Ведь они встречаются аж с февраля месяца, а теперь уж май на дворе.

– Как – с февраля?! – ахнула Филановская.

– Да вот так. Вы же понимаете, что такого типа, как Юрцевич, мы не могли оставить без присмотра и, как только он вернулся из колонии, постоянно за ним приглядывали: куда ходит, с кем общается, чем занимается – словом, вы понимаете, о чем я. Могу даже назвать вам точную дату, время и место, когда он впервые подошел к Любе. Скажу вам больше, дорогая моя: нашим людям удалось пару раз услышать, о чем они разговаривают. Так вот, Юрцевич спит и видит забрать у вас детей.