Чувство - [8]

Шрифт
Интервал

Я плачу. И секунда проходит за секундой. Тишина. Только изредка с карниза срываются запоздалые капли. Слезы щекочут подбородок. И сердце как будто освобождается от чудовищного груза. И его снова сковывает страх. Что он думает?

Он ведь сейчас уйдет? Он уйдет?

И я знаю, что не смогу попросить его остаться.

Я, наконец, опускаю глаза. Я должен уйти первым. Я должен закрыть окно. Он улыбается мне и, наконец, говорит:

– Я приду еще.

Kapitel 10.

Я набираю твой номер. Я помню его наизусть. Я могу вычертить его пальцем в воздухе без малейших сомнений. Я звоню тебе.

Франс, о, Франс.

Я, наконец, решился сделать это.

Ты поднимаешь трубку.

– Ало..? – твои вопросительные интонации так прелестны. Но ты ведь и так знаешь что это я. Только я умею так молчать в трубку.

Я подхожу к своему любовнику, к своему роялю. Прекрасная ореховая древесина, отполированная до красно-коричневого блеска. Модель, привезенная мною из Гамбурга. "Steinway Louis XV Grand". Мой возлюбленный, мой величественный инструмент. Мой нежный друг с огненными кудрями стиля Рококо.

Я осторожно пристраиваю трубку вместо нот. Сегодня, Франс, ты – мои ноты. Я всегда хотел сыграть тебе. Но у меня почему-то не хватало смелости. Но сегодня, ты не поверишь, что случилось сегодня. Я потом обязательно расскажу тебе как это мальчик, это дитя нимф и фей, горький сосуд таланта, три часа играл для меня.

Так почему и я не могу играть для тебя? Я просто очень боюсь, что тебе не понравится. Но я улыбаюсь.

Я сыграю тебе Листа. Этюд номер три. "La campanella". О, я всегда был яростным поклонником Паганини. Лиза часто играет мне его перед началом концерта. Она знает, что он меня успокаивает. Не поверишь, перед концертами я всегда так безумно волнуюсь… Ну да я не об этом. Не клади трубку, милый друг. Я знаю, что пауза затянулась. Мне просто нужно собраться с мыслями. Я играю тебе. Я волнуюсь.

Я легко разминаю пальцы, и они ложатся на клавиши. Я вздыхаю, счастливо улыбаюсь.

Я играю для тебя. Для тебя, мое солнце, на своем солнечном рояле…

Нежно, тихо… первые ноты… интересно тебе их слышно? Они еще такие тихие. Это как рассвет, который постепенно набирает силу. Сначала тихо и медленно.

Спокойней. Я играю только для тебя. Более сильные звуки. Секундная пауза. Теперь я готов.

И пальцы бросаются в бой. Пальцы извлекают звук, чтобы на другом конце провода ты улыбнулся. Чтобы ты закрыл глаза и увидел то, что вижу я. Это мелодия принадлежит тебе от первой до последней ноты. Каждый молоточек в моем преданном Луи бьет по нежным струнам, чтобы усладить твое сердце.

Улыбнись, мое сердце, моя радость. Улыбнись. Я улыбаюсь тебе. Я улыбаюсь в трубку. Я улыбаюсь музыкой. Мои пальцы так легки. Я так радуюсь этой легкости.

Они быстры – мои пальцы. Она порхают по струнам как бабочки. Это ни с чем несравнимое удовлетворение! Музыка льется, вьется, изгибается под моими пальцами, она отдает мою улыбку тебе!

Быстрее, быстрее. Тоньше, сильнее. Звук так переменчив. То застенчиво уходит куда-то вверх, то радостно скачет вверх-вниз, то величественно замирает, совсем низкий. Нежная солнечная мелодия. Пусть сегодня пасмурный день. Пусть у тебя уже и вовсе ночь. Эти нежные звуки Кампанеллы так похожие на колокольчики согреют тебя и меня.

По проводам. Туда, к тебе, за океан. Нежная Кампанелла несется вскачь, нотка за ноткой. Хоровод за хороводом. Медленной чередой, толкущейся очередью. Легко, легко, легко. Красно-коричневое дерево живет. Оно излучает свет. Оно излучает тепло. Это уходит туда, в трубку, которая вместо нот. К тебе Франс, только к тебе.

Я могу видеть этот свет, даже не закрывая глаз. Я не хочу закрывать глаза. Это тщеславное удовольствие – наблюдать как плавно и вдохновенно пляшут пальцы на шахматном поле рояля. Переливы, переливы… Солнце, радуга, нежность, весна…!

Это все так необъятно и в тоже время вот оно – объято моими пальцами, объято моей музыкой – для тебя!

Сильнее, сильнее! Выше! Дальше! Взлетаем вместе к облакам! На самую большую высоту и музыка становится тяжелой и величественной. Пальцы напрягаются чуть сильнее. Клавиши сами отскакивают от пальцев, стоит мне к ним прикоснуться. И я бью по ним последние ноты и откидываюсь тяжело дыша. Последние отзвуки еще витают в воздухе. Бесконечно величественные, как само солнце, взошедшее из-за горизонта и засиявшее во всю свою силу и мощь.

О, Паганини! Какое мощное завершение столь нежной музыки! Это заставляет задуматься о том, как незаметно свершаются великие дела.

Я дышу. Дрожат руки. Я, наконец, хватаю трубку и смеюсь. Ты восхищенно молчишь.

Потом улыбаешься.

– Спасибо, Эрик. Просто спасибо. А я-то думал мне придется просить тебя до гроба… – смеешься. Я так люблю твой смех. Слегка надтреснутый, немного грубоватый, но бесконечно искренний.

– Я не хотел опозориться перед тобой…

– Ну что за глупости? Мне очень понравилось… даже не так… у меня просто нет слов… Только банальные 'а', 'б', 'в'… Ну кто виноват, что на свете так мало букв и слов, чтобы выразить себя?

– Ты, разумеется. Кто еще у нас в этом мире в ответе за столь Великие дела, кроме тебя единственного, Франс?

– О, не смущай меня. Это дело слишком велико для меня… Я с ним не справился и не собираюсь…


Рекомендуем почитать
Пролетариат

Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.


Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.