Чувственность - [28]

— Одно слово, — прошептал он.

— Слово? — повторила Памела хрипло. — Ты сказал — слово?

— Невероятно!

— Да, — согласилась она. — Ты невероятен, Роналд.

— Я говорил о тебе, Памела.

— О Боже, — простонала она. — Давай не будем спорить сейчас.

— Не будем, — согласился он, чувствуя, как ее ладони скользят по его бедрам.

Роналд ощутил прикосновение прохладного шелка ее платья и жар ее тела под ним. И в эту минуту забыл обо всем, кроме Памелы. Целуя ее шею, он провел языком по нежной коже ее скулы, по виску, коснулся мочки уха.

— Продолжай, — прошептала Памела.

— Я просто дразню тебя, — сказал Роналд, лукаво улыбаясь.

— Заставляешь меня ждать еще одного поцелуя?

— Может, следующий поцелуй заставит тебя умолять меня.

— О чем?

— Думаю, ты знаешь, о чем.

Памела фыркнула.

— У меня иной стиль поведения.

Роналд засмеялся, его глаза блеснули в темноте.

— Хочешь поспорить?

— Давай так, — прошептала она. — Если я выиграю, мы займемся любовью. А если выиграешь ты, то мы займемся любовью.

— Отличное пари, — сказал Роналд. — Но это выглядит как беспроигрышная лотерея.

Неожиданно она вздрогнула, и, проследив за ее взглядом, Роналд обнаружил, что Памела смотрит на письмо в его кармане. Его охватило раздражение. Сейчас более всего на свете ему хотелось оказаться с ней в постели, а вовсе не думать о злоумышленниках.

Памела, казалось, чувствовала то же самое, однако, когда он перехватил ее взгляд, спросила:

— Еще одно письмо?

Роналд ожидал, что она удивится сильнее. Он молча вынул письмо и отдал ей.

— Оно пришло сегодня?

Ему не хотелось портить ей настроение. Он желал, чтобы все было так, как несколько секунд назад, когда ее теплое тело прижималось к нему, а нежные пальцы касались его кожи.

Он кивнул.

— Да.

Памела прищурилась.

— Ты собирался отдать его мне?

Если честно, то он не хотел, чтобы она получила письмо.

— Это было бы жестоко… В подобных обстоятельствах.

Памела недоуменно приподняла бровь.

— В каких еще обстоятельствах?

— Я до сих пор не знаю, кто он, — заметил Роналд и, прежде чем она успела ответить, добавил: — У меня не было возможности отдать его тебе, ясно? — Он подумал об обеде, который она приготовила для него, о том, как они целовались в кладовке, о том, что происходит сейчас, и почувствовал раздражение. Роналд посмотрел на ее пальцы, сжимающие конверт. — Я решил, что тебе нет необходимости так срочно читать его.

— Ты решил?

— Да. Но я могу оставить тебя наедине с ним.

В ее глазах появилась обида.

— Я забыла очки для чтения.

— Ты не носишь очков.

— Верно… Может, расскажешь, что в нем?

Роналд мог бы. Он прочитал письмо, по крайней мере, дюжину раз, и слова отпечатались в памяти.

Памела, я представляю, как ты лежишь в своей комнате, где горит только одна свеча, и чувствуешь, как мои руки ласкают твою грудь…

— Я не помню, — сказал Роналд.

— Но ты держал его у себя целый день.

Ее тон был обвиняющим. И Роналд хмыкнул.

— Я не читал о тебе. Предпочитаю натуру.

Глубоко вздохнув, она сказала:

— Давай не будем портить вечер. Веришь или нет, но эти письма не интересуют меня.

Однако настроение было испорчено. Роналд вспомнил, почему вообще находится в особняке Гарди. Он здесь, чтобы поймать преступника. Но он знал и то, что желание может вернуться в любую минуту. Удивительно, как важна стала для него эта женщина! Как необходима ему!

Роналд смотрел на небо и на свое отражение в стекле, когда Памела спросила:

— А почему ты не отдал мне письмо?

— Я отдал.

— Но почему не раньше?

Пристально глядя в зеленые глаза, которые требовательно смотрели на него в ожидании ответа, Роналд спросил себя, стоит ли говорить правду. Она-то ведь продолжала лгать даже сейчас. А он был глупцом, когда верил, будто она не знает имя отправителя.

Роналд пожал плечами.

— Я должен был показать письмо в департаменте.

Глаза Памелы расширились от изумления.

— В департаменте?

— Его изучали в нашей лаборатории.

— Почему в лаборатории?

Прежде чем ответить, Роналд выждал несколько мгновений. Он надеялся, что Памела забеспокоится, и это, возможно, заставит ее во всем признаться.

— Мы нашли отпечаток пальца.

— На письме?

— Да.

Роналд заметил, как заметался ее взгляд и заалели щеки. Бешено пульсирующая жилка на шее так же, как и закушенная нижняя губа, о многом сказали ему. Памела чувствовала свою вину. Она смотрела на него выжидательно, но он ничего не добавил, решив, что дал ей достаточно пищи для размышления.

— Отпечаток, — пробормотала Памела наконец. — Но разве так не должно быть? Письмо проходит через множество рук.

— Конечно, — отозвался Роналд. — Но мы проверили всех работников на почтамте. Они с готовностью оказали нам помощь. Говоря, что мы нашли отпечаток, я имел в виду иной, чем те, что обычно остаются на письме.

— А как насчет тех, кто живет в доме?

— В прошлом мы снимали отпечатки пальцев всех обитателей этого дома, твои тоже.

Глядя на него встревоженно, Памела побормотала:

— Я помню.

— Пока мы не знаем, кому принадлежит отпечаток, — произнес Роналд и помедлил, прикидывая: а не напугать ли ее еще больше? — То, что мы нашли… — Он сделал паузу. — Это резиновый отпечаток.

— Резиновый? Как это?

— Тот, кто писал письмо, надевал резиновые перчатки. Иногда, если человек потеет, резина прилипает к пальцам, и полученный отпечаток легко идентифицировать.