Чувственное зеркало - [27]

Гейл пожала плечами, давая понять, что она тоже прекрасно сознает щекотливость положения, и понимает, что невидимая стена, разделяющая их, пока чрезвычайно тонка. Джулия кивнула и отправилась на кухню. Через секунду оттуда донеслось звяканье бокалов, бутылок, ведерка для льда. Гейл решила покамест оглядеться. Взгляд ее упал на кровать в дальнем углу комнаты.

«Там-то все и произошло», — подумалось ей.

Оставшись наедине с собой, Гейл попыталась понять свои чувства, и сразу же осознала, что то, что она сейчас испытывает, нельзя назвать ревностью. Она всегда знала, что Эллиот трахается с другими женщинами, знает, что и после женитьбы супружеская верность со стороны Эллиота весьма проблематична. Да Гейл и не требовала никогда верности. Все, чего она хотела от него — это благоразумия, уважения и такта. Тем не менее тот факт, что одной из женщин, которых трахает Эллиот, оказалась Джулия, привел ее в легкое замешательство. Как долго длилась их связь? Должна ли Гейл чувствовать себя обманутой? Ведь до вчерашнего дня она была всего лишь одной из многочисленных любовниц Эллиота. Быть может, первой среди любовниц, но это обстоятельство никто, в том числе и Джулия, не обязан принимать во внимание. Но разве Джулия, будучи ее подругой, не должна была сразу же сообщить Гейл о своей связи с Эллиотом? С другой стороны, что подразумевается под словом «дружба»? И потом, быть может, Джулия трахалась с ним вчера впервые, и поступила как раз честно, признавшись сразу. А Эллиот? Гейл невольно улыбнулась, вспомнив его вчерашний балаган. Никаких сомнений в том, что он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Если бы Эллиот трахался с какой-то другой женщиной, его бы это ничуть не взволновало. Тогда что же получается: предложение руки и сердца — всего лишь прикрытие? Но он ведь и в самом деле испытывает к Гейл глубокие чувства. Очень интересно, черт побери.

«Я — потерпевшая сторона» — определила, наконец, самую суть ситуации Гейл. Она может спокойно требовать объяснений. Пусть извиняются и просят прощения виноватые. Однако при этой мысли Гейл устыдилась. Эллиот и Джулия переживают не меньше ее. Да и назвать их злодеями у Гейл язык не повернется.

Гейл уселась прямо на ковер, и в это время в комнату с подносом, на котором стояли бокалы с вином, блюдце с сыром и вазочка с печеньем, вошла Джулия.

— Вообще-то предполагается ужин, — сказала Джулия, усаживаясь на пол и ставя поднос рядом с собой. — Я хотела кое-что приготовить, но…

Не сумев договорить фразу, Джулия неожиданно расплакалась. Закрыв лицо руками, она беззвучно вздрагивала, словно актриса в немом кино.

Гейл несколько минут холодно наблюдала за ней, но потом вдруг что-то засосало под ложечкой. Гейл поняла, что Джулия плачет не только о своей горькой доле — ей жалко всех. Эллиота, чья жизнь расписана как график немецкой железной дороги; Гейл, безвестную учительницу, которой удалось привлечь внимание богатого человека; ей было жалко всех несчастных землян, попавших в капкан презренных ограничений, ставших рабами своих чувств.

Неудивительно, что и на глаза Гейл навернулись слезы, и она почти инстинктивно обняла Джулию за плечи. Джулия сразу напряглась, но тут же успокоилась и тоже обняла Гейл. Сжав друг друга в объятиях, две женщины горько плакали, пока не выплакали всех своих слез.

Нарыдавшись вдоволь, они разжали объятия, и целую минуту возились с носовыми платками, утирая уголки глаз и сморкаясь. Но деваться все равно было некуда — пришлось им вновь взглянуть друг другу в глаза. Обе смущенно улыбнулись.

— У меня на голове, должно быть, творится черт-те что, — сказала Джулия, инстинктивно поправляя прическу.

— Ты прекрасна, — ответила Гейл. — И не только внешне. Я только сегодня поняла, какое ты чудо. Ты замечательный человек. — Гейл поджала губы. — Меня хоть слышно? А то мне кажется, что я говорю из-под картонной коробки.

— Давай выпьем? — предложила Джулия. — Это прояснит наши мысли.

Она разлила вино по бокалам. Вино оказалось чудесным. Они наполнили бокалы во второй раз, и лишь ополовинив их, возобновили разговор.

— Кажется, нам о многом нужно было поговорить, но я вдруг совершенно растерялась. Я не знаю, о чем теперь беседовать, — призналась Гейл. — Я намеревалась обсудить с тобой предложение Эллиота. Потом ты огорошила меня своей новостью. По идее, я должна быть сейчас в ярости, а мне почему-то очень уютно и хорошо. Можно я скину туфли?

— Скидывай все, что хочешь, — ответила Джулия. Фраза эта, отразившись от стены, вернулась эхом обратно. Джулия даже вздрогнула от неожиданности, но тут же решила, что это ей послышалось.

— Сколько лет мы знакомы? — спросила Гейл.

— Не помню. Года три, наверное.

— Забавно. Когда я думаю о тебе, я всегда говорю себе: «Джулия — моя лучшая подруга». Понимаешь, это как определение «Джулия-моя-лучшая-подруга». А вот сейчас мы сидим тут, и я вдруг понимаю, что совершенно не знаю тебя. Странно, правда? Столько лет прошло, а я вдруг поймала себя сейчас на мысли, что никогда прежде не видела твоих слез. И у нас с тобой куча тем, которых мы прежде не касались.

— Наверное, нам было просто приятно находиться в компании друг друга, и мы не нуждались в… — начала было Джулия, но осеклась и покачала головой. — Нет, ерунда все это. Как раз я очень нуждалась в чьей-нибудь помощи, но боялась показаться навязчивой.