Чумовой рейс - [6]

– Вот видите, – сказал Гриша старичку. – Все в порядке. А вы, молодые люди, не знаете, где здесь улица Порядковая?

– Простите, мы из Горно-Алтайска.

Гриша спросил старичка.

– Это и есть Порядковая, – проскрипел он, шевельнув плечами. – Проведите меня к моему п-подъезду.

Гриша провел. Через полчаса, волоча за собой окончательно потерявшего рассудок пукающего Гарика, он разыскал дом, из которого вышел. У подъезда они с ним допили купленное по дороге пиво и поднялись к новоселам. Еще через пять минут Гриша выпил с тестем. А через четверть часа он, слушая треск рвущихся с петель пуговиц рубашки, вылетел на площадку.

– Старый придурок! Ты дурак, и собака твоя дурак!

– Где только моя дочь нашла тебя, гоя! – ревел тесть жирафом.

Ужин был окончен. Гриша спустился вниз и сел на лавочку ждать. Кира вышла скоро, минут через двадцать. Они возвращались с ней на такси, и она говорила, что в следующее воскресенье они с мамой поедут покупать в новую квартиру новые шторы. А с Гариком что-то случилось. Он лег посреди спальни, воет и дергает лапой. Пукает, дергает и воет.

– Это он поет, – успокоил ее Гриша. – От счастья. Впервые в жизни он провел день как нормальный мужик. Погулял, выпил, совершил подвиг, вернулся домой, никому ничего не рассказал.

– Ты о чем? – В глазах Киры заискрилась тревога.

– Шучу.

В такси Грише снилось, как он мчится по хайвею Мэриленда в лимузине с открытым верхом. Рядом сидит Кира в огромных черных очках, счастливая вся такая, на шее у нее развевается шелковый шарф. На заднем сиденье, в рубашке белой и белее белого брюках, – Платонов. Одной рукой Гриша держит руль, второй обнимает Киру, а Платонов развалился и сочиняет вслух неприличные этюды. Рядом с лимузином бежит пукающий тесть, спрашивает, когда Гриша найдет нормальную работу, а за ним стучит костями по асфальту косая с литовкой. Он пукнет – она размахнется литовкой – вжик! – и мимо. Пнет лимузин нервно и снова прицеливается. И тогда Платонов отрывается от тетради и кричит гневно: «Сука, я не могу работать в такой обстановке!»

И тут Кира сказала:

– Я забыла тебе сказать, Гриша. Мне ведь срочно в Ростов ехать нужно.

– Зачем? – слетев с трассы в Мэриленде, подскочил Гриша.

– Тетя заболела. Ужасно, – на глазах Киры появились слезы. – Я всего на неделю.

– Через семь дней она умрет?

– Как ты жесток, – и Кира заплакала.

– Ну, езжай, – согласился Гриша. Тем более что он давно уже с нами в кафе не сиживал. – А когда ты узнала о тете?

– Мне мама сейчас сказала. Она сама хотела поехать. Но у нее же работа.

– А у тебя нет работы?

– Ну, у меня есть ты. А у мамы кто есть? Папа, на которого нельзя положиться.

Гриша ничего не понял, и Кира его поцеловала.

Вот так, значит, все случилось.

Глава 2

А всего за два месяца до этого в театре шел показ коллекции столичного, не очень известного модельера. Кире ничего не стоило отказаться от предложения, но модельер был настойчив. И уговорил выйти на подиум. Она еще не знала Жидкова, ей не было известно, что он частый гость на таких мероприятиях и что редко уезжает с показов один. Она ничего не знала. Устав от рабочей суеты, мужа, который жил, как ей казалось, своей, отдельной от ее, жизнью, она выходила на сцену, улыбалась и, возвращаясь, страдала от пустоты и одиночества. Этот показ был развлечением, случайно вытянутой из колоды картой.

А Жидков Евгений Петрович сидел в первом ряду и уже строил планы. Поздравил из необходимости юбиляра – хозяина коллекции, пожелал ему всяческих успехов, посетовал, что российскую творческую элиту задвигают нынче на задний план, выталкивая на сцену под софиты совершенно бездарные личности, после чего окончательно устал и занял место за столиком у самого подиума.

Она понравилась ему сразу, хотя вышла на сцену предпоследней. Ее ноги покорили Жидкова, ее случайный взгляд, брошенный на него, произвел воздействие нокдауна, и в этом состоянии он пребывал до тех пор, пока она не ушла с подиума. И окончательный разящий удар Евгений Петрович испытал, когда она, уже почти уйдя за кулисы, еще раз развернулась, отчего короткая юбчонка ее распахнулась, открывая белье. Она улыбнулась ему.

– Скажите, показ еще будет длиться? – чуть хрипя осипшим от неожиданного потрясения голосом, спросил он у стоящего неподалеку кутюрье.

Тот оторвался от своего змеиного шипения: «Хорошо, хорошо, девочки… Ррразвернулась… Пошла! Пошла!..» – и повернулся к состоятельному гостю. В смысле, хотел сначала отмахнуться, для того и разворачивался, но, узнав того, кто со сцены первым вручал юбиляру букет роз размером с ядерный взрыв, затряс ручками:

– Конечно, конечно, Евгений Петрович!… – Он был похож на педика, им, наверное, и был. – Девочки сейчас снова пойдут. Снова пойдут. Снова пойдут.

– Спасибо, я понял.

И Жидков, совершенно протрезвевший, хотя и пил немного – так, дегустировал несколько сортов, – в ожидании устремил совершенно прозрачный взгляд туда, где находился выход на подиум.

Она снова вышла, только на этот раз на ней был не наряд пляжной соблазнительницы, а красивое платье со шляпой, верх которой украшало перо длиною в метр. Птиц таких до этого Евгений Петрович не видел. Она летела по сцене, перебирая ногами, при виде которых он терял дыхание и тормозил сознанием. Она прошла мимо и развернулась так, что подол платья ее, пахнущий терпкими духами, задел своими кружевными оборками его по лицу.