Чумовой рейс - [36]

Она принялась быстро переодеваться. В конце концов, лучше спать в джинсах, нежели в платье. Расстегнув бюстгальтер на крепкой маленькой груди, она бросила его в сумку и натянула на плечи майку. Вслед за этим в сумку полетели туфли и платье.

Оказавшись в джинсах, она подошла к зеркалу и, совершенно не отдавая отчет, зачем ей это нужно, шевельнула губами:

– Простишь ли меня, Гриша?

И тут же подумала, что не спрашивала об этом, когда еще несколько часов назад с нею все было хорошо и когда она была счастлива.

Она отошла к иллюминатору. Собственно, это и не иллюминатор был вовсе, а окно. Но окно необычное, овальное только потому, что это было окно лайнера, а кто хоть раз видел на кораблях окна квадратные?

И тут же Кира подумала, что никогда на лайнерах еще не была, а потому и сказать не может, какие на кораблях окна.

– Ну как гуляется, хорошо?

В ужасе отпрянув от подоконника, Кира развернулась и застыла на месте. Кажется, это не самая лучшая шутка создателя. Вероятно, из-за большого внутреннего желания выдать желаемое за действительное с ее грезами случилась девиация – стрелка компаса отклонилась под воздействием гораздо более сильных полей, нежели женские мечты. Стоило вспомнить о Грише, как тут эта знакомая издевательская усмешка. Но небо не унималось. К главной теме ее главных грез оно приготовило еще более выразительный дивертисмент.

– Вижу, ты тут уже по-домашнему, в маечке, – услышала она голос мужа, и это привело ее в настоящий ужас. – Ждем появления счастья?

Не веря своим ушам, она осторожно подошла к иллюминатору и, выглянув, наклонилась вниз.

Черное море. До ближайшего берега несколько миль. На парапете шириною в пятнадцать сантиметров, на высоте около пятнадцати метров над водой стоял Гриша. Сухой.

– Гриша, – прошептала Кира. – Гришенька… – принюхавшись, она глупо и по-домашнему пролепетала: – Ты выпил?..

– Самое время принюхиваться. Так я говорю, ждем появления счастья?

– Гриша… Что ты здесь делаешь?..

– Я здесь стою, – сказал он, украдкой посмотрев вниз. Увиденное ему не понравилось. Было слишком высоко. Освещенная яркими иллюминаторами и палубными фонарями вода казалась метрах в ста под ногами.

– Ты с ума сошел? Ты сейчас упадешь!..

– Значит, так. Я забираю машину, удочки и станок для бритья. Все остальное, включая долбаный деревенский дом вместе с сумасшедшей тетей, – твое.

– Может, вы попозже имущество разделите?! – донесся откуда-то снизу голос Антоныча. – Нашли, мать, время!..

– Я пришел за тобой и без тебя не уйду, – холодно произнес Гриша. – Нам нужно бежать с корабля, а дальше все как я сказал. Руку давай.

– Гриша, дорогой! – И Кира вовремя заплакала.

– Мне нужно, чтобы ты выбралась за иллюминатор и покинула эту каюту, – быстро проговорил Гриша, чувствуя, как у него затекают ноги. – Дальше по обстоятельствам. Но что бы ни случилось, знай одно: спать с тобой я даже в одном доме не буду, не то что в постели. Ты разбила мне сердце.

Кира дослушала до конца.

– Нет слов. Ты прав. Но если бы я каждый раз, когда ты таскался по бабам, уходила из дома, то пять последних лет мы жили бы врозь!

– Вспомнила!

– Нет, а что? Давай объективны будем. Я повела себя как сука. Кто бы спорил. А теперь скажи что-нибудь о себе. Чтобы я знала, что не одна я такая.

– Между прочим, сейчас не я в каюте у любовницы нахожусь, а ты в каюте у любовника!

– Ну конечно, – прыснув слезами, вскипела Кира, – тебя поймаешь!.. Тебя в ступе не утолчешь!..

– Вы там что, перед загсом репетируете?! – взревел из морской пучины Антоныч.

– Григорий! – добавил Слава. – Мы, между прочим, не «морские котики»! Висеть долго на борту, присосавшись, не можем!

– И эти здесь!! – взревела Кира.

– Пока еще здесь! – кряхтя, согласился Гера.

Кира не могла понять, что с ней происходит. С ней случилось лучшее из всего, чего можно было ждать, – появился Гриша. Но истерика уже овладела ею.

– Лезь в окно! – приказал Слава. – Насколько мне известно, женщины гостили на этой «черной жемчужине» часто, но ни одна из них не выходила поутру на палубу с нормальной психикой! Ни одна нормальная баба на это судно не взойдет! Лезь в окно, иначе мы все шлепнемся вниз! А я даже не знаю, где мы находимся!..

– Не сорветесь, – усмехнулась она. – Такие, как вы, вцепившись, держитесь мертвой хваткой. И не пугайте меня женскими страхами. Образ Жидкова ужасен не более вашего. Любой из вас способен на подлость, разница лишь в том, что вы совершаете ее в присущей только вам четверым манере. И в этом смысле вы ничем от него не отличаетесь!

– Она бредит! – испугался Антоныч.

– Это вы увели Гришку от меня!..

– Антоныч, – признался где-то в темноте Гера, – я уже не могу здесь стоять, гадом буду.

– Пожалеешь! – взревел Антоныч, и не было ясно, в чей адрес. – Лезь в окно быстро!

– Ты завидуешь! – продолжала кричать Кира. – Вы – жалкие ревнивцы, для которых женщины – всего лишь часть интерьера! Мелкие сутяги! И Гришу на себя похожим сделали!.. Он лишился маленькой игрушки – общения с красивой женщиной! Никакой любви. Только чувство собственника! Какого черта вы залезли на эту стену?

Слава не выдержал:

– Красивой женщины! Кто сказал, что ты красивая? Эти веснушки, уши неправильной формы… Я выполняю свой гражданский долг, и, если думаешь, что ослеплен твоим великолепием, ошибаешься! Так спасают тонущую в полынье собаку или вытаскивают из горящего дома ребенка! И понять не могу, как ты могла попасться на такую жалкую блесну?