Чума теней - [122]

– Найрус, не тешь себя напрасными надеждами. Дай Свет, чтобы, разделавшись со мной, они отпустили Фейли. Зачем им причинять боль мне уже мёртвому?

Друзья расцепили объятия. Гулле грустно улыбнулся.

– Я прожил интересную жизнь и ни о чём не жалею, кроме тех лет, когда служил в армии короля, который оказался подонком. Одной ночи, сегодняшней, когда впервые ошибся с обвинением и не был дома в час нападения. И одного дня, когда должен был встать на защиту своей семьи в Фаэтоне, а валялся вместо этого в лазарете. Обними за меня Инге, когда она вернётся домой, и скажи, что я её очень люблю и ни за что на неё не сержусь. Обними за меня Ти и скажи, что я счастлив, что у меня такой сын. Он приведёт Блича. Его тоже обними и скажи, пусть заберёт в книжной лавке Старого Гло книги, которые я для него купил. И последнее. С моей кончиной ты становишься автоматически начальником Герцогова Ока. Тебя обязаны пригласить на свадьбу Ловило. Плюнь там за меня в тарелку Солбара, будь другом.

Найрус засмеялся сквозь слёзы.

– Буду надеяться, что мы оба туда плюнем, да ещё и помочимся в его кубок. А уж как оттянемся над Солбаровой порцией жаркого!

Гулле готов был рассмеяться вслед за другом, но о чём-то вспомнил и сразу помрачнел.

– Моя версия с Безжалостным оказалась ошибочной. Проверь свою.

– Я тоже ошибся. Но Безжалостного нашёл.

Профессор отвёл Гулле в сторонку и быстро рассказал историю про сына Олэ.

– Обязательно разберись, как он сбежал из самой Башни Смертников, – дал последнее поручение Воин Чести. – О, силы Света, чудовище не пожалело даже сына. Если Олэ не снимет Поцелуй Отца, у мальчика совсем нет шансов?

– Я… я постараюсь что-нибудь придумать.

Последним, с кем Гулле поговорил перед походом в логово атаманов, оказался заплаканный Герт.

– Мальчик, говорят, ты сегодня сражался наравне со взрослыми, а если бы не твоя идея сбрасывать огненные снаряды с крыши, мы бы сейчас беседовали на пепелище, полном сгоревших заживо. Ты проявил мужество, какое бы сделало честь любому воину. Я горжусь, что выдал тебе форму. И будь я человеком, я, наверное бы, сказал: носи её с гордостью, ночная стража – твоё призвание. Но я мужчина-тень, поэтому скажу правду. Я не знаю, что твоё призвание, а что нет. Лишь ты сам это знаешь. Если хочешь оставаться в ночной страже – делай это потому, что тебе это нравится и у тебя хорошо получается, а не потому, что чувствуешь, скажем, долг передо мной. Захочешь уйти? – знай, на том свете я не стану тебя осуждать, а только порадуюсь, если это был здравый выбор. Кем бы ты ни стал, крестьянином или воином, чомпи или ремесленником – да чем тот же горшечник плохое занятие? – если ты любишь своё дело и оно спорится, я буду на том свете гордиться тобой. Делай выбор, слушая себя и только себя, ибо это твоя жизнь. Никогда не жалей об ошибках, ибо ты человек, а даже народу Теней свойственно ошибаться. Никогда не бойся, если чувствуешь, что дал маху, попробовать иной путь. Я, например, сменил карьеру военного на ночную стражу, уже имея сына-подростка. И, как видишь, нашёл своё истинное призвание. Запомни, нет неважных и ненужных занятий. Чем и отличается философия стражника от философии каторжанина. Каторжане считают себя выше остальных, в этом у них обоснование, почему людей можно грабить. Настоящий стражник не требует себе привилегий и, вернувшись с самого опасного задания, будет стоять в какой-нибудь очереди наравне со всеми. И не позволит себе пройти вперёд даже уборщика нужников. Прощай, Герт. Клянусь сделать всё, чтобы они отпустили Фейли.

И Воин Чести, избавившись от доспехов, меча и кинжала, приняв омовение и переодевшись в чистое белье, гладко выбрился, причесался, надел парадную форму и все награды, кроме именного оружия, и ушёл. Он двигался навстречу неминуемой гибели улицами города, чьё спокойствие не мог больше хранить, и молил Свет послать ему случайную встречу с теми, с кем не успел попрощаться. Но Инге продолжала биться в горячке в «Королевстве грёз», кузен Ти попал в одно приключение в доме Ловило, а Блич только выходил из сна.

Проснулся мальчик от криков жены. Поначалу решил, что обитатели баржи её обижают, но нет. Малышка Лу просто потеряла башмак и теперь ревела. Банда Баржи уверяла, что ничего страшного, – у них обувь вообще только у половины, и хоть бы кто почесался, – но кроху было не угомонить. Она кричала, что это были очень красивые башмачки, что таких больше не делают, что она выглядит глупой и некрасивой в одном башмачке.

Своей истерикой Лу отчасти пыталась заглушить страх перед мальчишками. Впервые она общалась с теми, кого мама и папа называли «люди дна». Девочка твёрдо усвоила, что рваная или бедная одежда – неизменный спутник ужасного человека. Подумать над предательством родного отца и «друзей за деньги» и понять – не всё, что снизу, то дно, не всё, что сверху, вершина – ей ещё только предстояло.

Блич, морщась от визгов, беглым взором осмотрел баржу. Он заметил, что банда стала больше на одного человека – девятилетнего мальчика со свежим синяком на пол-лица, подарком пьяного папаши, – и что теперь над баржой развевается какой-то флаг.