Чума на оба ваши дома - [80]

До Бартоломью дошли слухи, что старшая сестра Стэнмора вместе с мужем и все их семеро детей умерли, а в Майкл-хаузе похоронили Роджера Элингтона, еще двоих студентов и четверых слуг. Колет все так же дни напролет просиживал в церкви Святого Ботолфа и пускал слюни. Как-то раз Бартоломью подкараулил его и потащил с собой к пациентам в надежде, что шок вернет ему рассудок. Но больные смущались, а Колет пришел в такое расстройство, что Бартоломью вынужден был отвести его домой.

День был в самом разгаре, но небо застилали облака и уже начинало темнеть, когда Бартоломью с Греем по пути домой наткнулись на мастера Барвелла. Тот попросил их заглянуть к одному его студенту, который был при смерти. Бартоломью сделал все, что мог, но молодой человек умер, так и не придя в сознание. Еще трое студентов в пансионе Бенета заболели, и Бартоломью помог Барвеллу обустроить отдельную комнату, в которой за ними можно было бы присматривать. Эта комната была заметно просторнее остальных, и Джейкоб Яксли, магистр права, который после смерти своих соседей занимал ее единолично, явно остался недоволен необходимостью переезжать. Он брюзжал и ворчал, пока его студенты помогали ему перенести книги и бумаги в другую каморку.

По пути обратно в колледж Бартоломью показалось, что одно тело, завернутое в саван, пошевелилось, и он пошел взглянуть, в чем дело. Вытащив нож, он распорол грубое покрывало. Женщина внутри оказалась еще жива, хотя едва дышала. Ее сосед крикнул из своего окна, что женщина сама зашила себя в саван, когда поняла, что больна чумой, потому что в живых не осталось никого, кто смог бы сделать это после ее смерти.

– А вы? – крикнул Бартоломью.

Сосед поспешно перекрестился и захлопнул окно. Женщина бессвязно бормотала что-то, пока Бартоломью нес ее обратно в дом. От Майкла он слышал, что некоторые люди, пережившие всех своих родных, из последних сил готовились к собственным похоронам. Но он не поверил монаху, решив, что это очередная досужая выдумка, которыми люди стращали друг друга в такие дни. Он присел на корточки, рассеянно похлопывая больную по руке, не в силах заставить себя не думать об ужасающих исходах подобных действий: а если бы телега добралась до ямы, когда женщина была еще жива, и она задохнулась бы под землей или ее бы разъела негашеная известь? Не исключено, что кого-то постигла такая судьба. Пока он думал об этом, женщина тихо скончалась, они с Греем зашили саван и снова положили ее на пороге.

Когда они вернулись в Майкл-хауз, уже стемнело. Бартоломью отправился взглянуть на своих пациентов в спальне коммонеров. Джером выздоровел после чумы, но болезнь подточила его силы, и он медленно умирал от изнурительной болезни легких. Едва переступив порог, Бартоломью увидел отца Уильяма – тот помогал одному из послушников-бенедиктинцев зашивать чье-то тело в одеяло. Быстрый взгляд на комнату сказал ему, что это Николас, в свои пятнадцать лет самый младший из студентов в Майкл-хаузе. А ведь еще утром он, казалось, пошел на поправку… Бартоломью тяжело опустился на скамейку.

– Он умер так быстро, что мы не успели послать за вами, – сказал Уильям. Фанатичный огонь, который обычно горел в его глазах, угас, и вид у него был измученный. – Я выслушал столько чудовищных признаний, что в аду скоро не хватит места.

Бартоломью не мог решить, шутит францисканец или нет, но в лице его не было ни намека на веселье.

– Тогда, может быть, грешников станут принимать в рай, – отозвался врач, поднимаясь.

Уильям схватил его за рукав и потянул вниз. В ухо Бартоломью полился сердитый шепот.

– Это ересь, доктор, и я советую вам воздержаться от столь странных замечаний!

– Ваше убеждение, что в аду место ограничено, тоже странное, – парировал Бартоломью. Ему вспомнились слухи, которые ходили, когда Уильям только что появился в Майкл-хаузе, – будто бы он был инквизитором.

Уильям выпустил рукав Бартоломью.

– Не беспокойтесь, – сказал он, и врач увидел, как в глубине глаз монаха, пока тот обдумывал смысл его слов, снова вспыхнул огонь. – Я не стану вовлекать вас в богословский спор. Но мне недостает общества Элфрита. Он был человеком большого ума!

Бартоломью согласился и пожалел, что Элфрита нет в живых и некому поведать свои мысли и переживания. Элфриту, в отличие от Уильяма, Элкота или Майкла, Бартоломью мог бы доверить тревоги относительно чумы и колледжа. Кстати, раз уж он вспомнил о Майкле – Бартоломью не видел его со вчерашнего дня. Он поинтересовался, видел ли бенедиктинца Уильям.

На лице Уильяма промелькнуло любопытное выражение.

– Нет, – отозвался францисканец, – он куда-то ушел. Взвалил на меня ту еще работенку, сами видите.

Бартоломью показалось странным, что Майкл никому не сказал, куда идет, но он отбросил эту мысль. Он поднялся со скамеечки, размял ноющие члены и помог Уильяму снести Николаса вниз, через двор на конюшню. Они оставили тело у двери и поскорее удалились. Бартоломью знал: никогда больше он не войдет в конюшню без того, чтобы не вспомнить об Августе.

На следующий день, возвращаясь домой по Хай-стрит вместе с Греем, Бартоломью ощутил на лице первые крупные капли дождя: все утро собиралась гроза. Грей окликнул знакомого студента, и тот пригласил их в пансион Марии переждать ливень. Как и в пансионе Бенета, здесь тоже было тепло и пахло вареными овощами. Студент принес им вина с пряностями, и Бартоломью расслабился, согревшись и немного захмелев.