Чудовище во мраке - [24]

Впрочем, здесь не место углубляться в мои любовные перипетии. Когда-нибудь я напишу об этом отдельную книгу, сейчас же ограничусь рассказом о любопытном факте, который узнал от Сидзуко в одну из наших встреч.

Речь идет о парике г-на Коямады. Оказывается, он стыдился своей лысины и не хотел показываться жене в столь неприглядном виде. Поэтому он и решил приобрести парик. Когда он поделился своим намерением с Сидзуко, та со смехом принялась его отговаривать, но он заупрямился, точно ребенок, и сделал по-своему.

– Почему вы до сих пор молчали об этом? – спросил я Сидзуко.

– Но мне было неловко рассказывать о таких вещах, – ответила она.

После двадцати дней наших тайных встреч с Сидзуко я подумал, что не появляться долее в ее доме неприлично, и как-то раз с невинным видом явился в ее гостиную. Проведя с ней час в самых что ни на есть благопристойных беседах, я вызвал такси и поехал домой. По неожиданному стечению обстоятельств шофером оказался тот самый Миндзо Аоки, у которого я когда-то купил перчатки. И вот из-за этой случайной встречи я снова погрузился в, казалось бы, навсегда оставивший меня кошмар.

Если не считать перчаток, все было таким же, как месяц назад: и руки, лежащие на баранке, и старое синее демисезонное пальто (оно было надето прямо на рубашку), и напряженные плечи, и ветровое стекло, и зеркальце над ним.

Я вспомнил, как в прошлый раз, решив испытать водителя, произнес: «Сюндэй Оэ». И в моей голове сразу же всплыли и лицо Оэ на фотографии, и зловещие его произведения, и воспоминания о его странном образе жизни. В конце концов у меня даже возникло ощущение, что Сюндэй сидит рядом со мной в машине. Неожиданно для самого себя я вдруг обратился к шоферу:

– Послушайте, Аоки, когда вам все-таки подарил перчатки г-н Коямада?

– Что? – В точности как месяц назад, шофер повернулся ко мне и с тем же изумленным выражением лица произнес: – Как вам сказать? Точно помню, что в прошлом году, в ноябре… Постойте, постойте, как раз в тот день я получил зарплату и еще подумал, что в этот день мне часто делают подарки. Значит, это было двадцать восьмого ноября. Точно, ошибки быть не может.

– Так, значит, двадцать восьмого ноября… – повторил я за ним как в забытьи.

– Не пойму я что-то, почему эти перчатки не дают вам покоя. Может, какая история с ними связана?

Не отвечая на его вопрос, я всматривался в небольшое пятнышко на ветровом стекле. Мы, должно быть, проехали четыре или пять кварталов, а я все так и сидел, погруженный в свои мысли. Вдруг я встрепенулся и, тронув водителя за плечо, чуть ли не закричал:

– Послушайте, это было в самом деле двадцать восьмого ноября? Вы сможете повторить это на суде?

Водитель забеспокоился.

– На суде, говорите? Видать, дело серьезное. Но перчатки я получил точно двадцать восьмого. У меня и свидетель есть, мой помощник. Он видел, как я получал эти перчатки. – Аоки отвечал обстоятельно, видимо понимая, сколь важен для меня его ответ.

– Знаете что, поворачивайте назад! – приказал я шоферу, и тот, явно перепугавшись, послушно развернул машину.

Подъехав к дому Коямады, я выскочил из машины и вбежал в переднюю. Схватив за руку служанку, я без всяких предисловий выпалил:

– Скажите, верно, что в конце прошлого года в этом доме снимались и мылись щелоком все потолочные перекрытия? – Как я уже говорил, об этом мне стало известно со слов Сидзуко в тот день, когда я поднимался на чердак.

Служанка наверняка решила, что я спятил. Смерив меня недоверчивым взглядом, она сказала:

– Да, верно. Только не щелоком, а обычной водой. Мы приглашали специального человека. Это было как раз двадцать пятого декабря.

– А что, потолки мылись во всех комнатах?

– Да, во всех.

В это время в прихожей появилась Сидзуко, по-видимому услышавшая наш разговор.

– Что случилось? – спросила она, с тревогой глядя мне в лицо.

Я повторил ей свои вопросы, и она ответила на них точно так же, как служанка. Наскоро откланявшись, я снова сел в машину и велел везти меня домой. Удобно устроившись на мягком сиденье, я принялся мысленно рассуждать.

Итак, 25 декабря в доме Коямады во всех комнатах снимали и мыли потолочные перекрытия. Кнопка, найденная мною на чердаке, вне всякого сомнения, была от перчаток, принадлежавших г-ну Коямаде. Тогда выходит, что эта кнопка оторвалась от перчатки прежде, чем попала на чердак. О чем же говорит этот факт, по своей загадочности сопоставимый разве что только с теорией Эйнштейна?

На всякий случай я побывал в гараже у Миндзо Аоки и побеседовал с его помощником. Тот подтвердил, что перчатки были получены именно 28 ноября. Повидался я и с подрядчиком, который производил уборку в доме Коямады. Он назвал мне тут же дату, что и Сидзуко со служанкой, а именно 25 декабря. Он также заверил меня, что тщательно снимал все потолочные перекрытия и никаких, даже самых мелких предметов на чердаке остаться не могло.

Для того чтобы, вопреки очевидной софистике, утверждать, что кнопка была оставлена на чердаке именно г-ном Коямадой, приходится сделать следующее единственное допущение. А именно: оторвавшаяся от перчатки кнопка осталась в кармане г-на Коямады. Не подозревая об этом, он отдал перчатки своему шоферу. Спустя по меньшей мере месяц, а еще более вероятно – три месяца (ведь угрожающие письма начали приходить в феврале), г-н Коямада поднялся на чердак, кнопка выпала у него из кармана и таким окольным путем оказалась на чердаке.