Чудовище - [24]

Он невольно отшатнулся назад, уперся плечом в стену и снова ущипнул себя за нос.

В эту минуту из темноты выплыли две фигуры: одна в черном расхристанном бушлате, другая в какой-то длиннющей серо-зелено-желтой замызганной окопной шинели, какие Баулин видал лишь в фильмах.

— Гражданин Баулин — кто будет?! — спросил, глядя в пространство, матрос.

— Но позвольте!

— Не позволим! — Окопник пригрозил Баулину скрюченным грязным пальцем.

А матрос, сдвинув гигантскую кобуру назад, порылся в карманах и ткнул прямо в нос Антону Варфоломеевичу лист бумаги. На нем было криво выведено фиолетовыми чернилами: «Мандат».

— А ну, к стенке! Паразит!

Баулин не обиделся на «паразита». Но вот это безапелляционное — "к стенке" повергло его в ужас. Пижама на спине тут же намокла, в груди закололо.

— Ну зачем же так, сразу — к стенке, товарищи?! Заходите, пожалуйста, разберемся. Все мы люди свои, наши, все за одно дело…

— Петлюра тебе товарищ, — проворчал окопник и предложил матросу: — Связать бы паразита?

— Чести много, — отозвался тот, — я его и так шлепну, пусть шелохнется только. — И он выразительно хлопнул по деревянной кобуре ладонью-лопатой. — Иди в залу, а я тут погляжу.

— Но в чем все же дело? — вставил Баулин, начиная понимать, что с ним не шутки шутят.

— Экспроприация экспроприаторов! — сурово выдавил матрос и сдвинул потертую бескозырку на затылок.

Солдат закинул за спину винтовку со штыком, болтавшуюся у него до того на локте, подступил ближе:

— Говори, контра, где оружие и драгоценности прячешь?!

При слове «оружие» Антону Варфоломеевичу стало совсем худо.

— Ничего нет, — пролепетал он.

Окопник ткнул его кулаком в грудь, выматерился и пошел в гостиную, роняя с сапог ошметки чернозема, с вдавленными в них окурками, соломой, семечной шелухой. Матрос, молча и по-прежнему не глядя на хозяина квартиры, принялся сдирать обои — кусок за куском, принюхиваясь к обрывкам и простукивая стену. Вся прихожая и коридор от этого превратились сразу в подобие захламленного сарая.

Баулин сидел на корточках у стены, всхлипывал и подумывал о звонке в милицию. Но предприятие это было довольно-таки рискованным — а вдруг и вправду «шлепнет»?

Матрос явно устал от обдирочно-стучальных работ и ничего, разумеется, не нашел. Он в который уже раз разгладил светлые усы и вытер пот со лба. Потом неторопливо раскурил огромную самокрутку.

— Едрит твою в граммофон! Умеют прятать! — пожаловался он Антону Варфоломеевичу и присел рядом.

Из гостиной доносились стук, скрип, сопенье и мат-перемат. Баулин не хотел даже представлять, что там происходит.

За туалетной дверью вновь заурчало-забулькало, и в коридор ввалился еще один солдат — низенький и злой на вид.

— Здесь, что ли, раскулачивают-то?! — с ходу вопросил он.

— Проходи, браток! — проговорил матрос.

Пришедший сразу подступился к Баулину, не выясняя, виновен тот или нет. Чувствовалась в нем хватка.

— Куда зерно заховал, кулацкая морда?!

Антон Варфоломеевич отвернулся.

А матрос, посдиравший все, что можно содрать, и передохнувший малость, принялся за трубы в ванной — вначале он их хотел отодрать от стены, посбивал весь кафель. Не получилось. Разыскав ножовку, стал пилить, наполняя квартиру диким визгом и скрежетом. Заглянувшему маленькому солдату сказал:

— Золотишко-то у него здесь, нутром чую!

Тот волочил с кухни полиэтиленовый мешок с огурцами и авоську с картошкой.

— Во-о, скрыть хотел, гнида!

Баулин уже ни на что не реагировал. Лишь когда из гостиной стали доноситься совсем какие-то дикие звуки, он осторожненько подполз к дверям, просунул голову. Что там творилось! Окопник, скинувший длиннополую шинель, с каким-то неимоверным остервенением рубил топором паркет прямо посреди комнаты, при этом взухивал, прикрякивал и даже напевал что-то. Щепа летела во все стороны.

— Найдем, все найдем!

Антон Варфоломеевич, не удивляющийся уже ничему, почувствовал коленями сырость, да и ладони стали скользить, расползаться по мокрому паркету — видно, матрос доконал-таки трубы.

Впрочем, к этому моменту все три экспроприатора были в гостиной. И если один был занят важным делом — рубкой баулинского паркета, то двое других подсобляли ему советами и прибаутками. Низенький солдатик пытался даже подковыривать пол сбоку длинным штыком. Вода прибывала.

Наконец вложивший всю мощь тела в последний, решающий удар окопник пробил перекрытие насквозь… и ухнул вниз вместе со своим топором. Матрос почти на лету ухватил его за сапог и с натугой, при помощи низенького, вытащил из дыры.

— Подпол знатный, — пробурчал вытащенный глубокомысленно.

Вода лилась в дыру, увлекая туда же обрывки обоев и мелкую кухонную утварь.

Антон Варфоломеевич, как был на четвереньках, подполз к дыре, заглянул в нее. В полумраке подземелья — а вовсе не квартиры нижних жильцов, как думалось поначалу Баулину, засверкали бриллианты и изумруды, монеты царской чеканки с бородатым профилем, запереливались отблесками груды диковинных украшений, кое-где тусклыми воронеными стволами чуть посвечивали пулеметы «максимы», винтовки…

— Что и требовалось доказать, — прозвучало над ухом. — А ну, встать, контра!

— Отбегался, паразит, — добавил окопник, подбирая винтовку и наставляя ее на Баулина.