Чудовище - [78]

Каждый раз, когда я немного продвигался в работе с бумагами отца, я терялся и обращался к содержимому темных деревянных полок. Думал о Беллами и Престоне, обнимающем ее за талию. Представлял их вместе — так, как когда-то были мы, — и во мне поднималась ярость. В какой-то момент я даже сбросил все документы на пол, а потом потратил полчаса, чтобы их собрать. Хотя бы тут я смог устранить беспорядок. Бардак, что творился в моей голове и сердце, разобрать было не так легко.

Как только привел бумаги в порядок, я услышал стук в стеклянную дверь, отделявшую библиотеку от остального мира. Несмотря на отсутствие приглашения, она со скрипом открылась. Я стоял, повернувшись спиной, и думал, что это кто-то из прислуги.

— Мне бы хотелось побыть одному, пожалуйста, — проворчал я.

— Хм-м-м-м... — ответила она. — Спорим, что так и есть. Но разве ты не пробыл один достаточно долго?

Подняв голову от отцовского стола и обернувшись через плечо, я поймал ее взгляд. Такая красивая в своем желтом солнцеподобном платье с голубой шалью. Я одновременно и ненавидел, и обожал то, как она оделась. Но наряд идеально подходил ей, подчеркивая тело, которое я все еще помнил, и раскрывая ее как личность. Беллами была воплощением женственности и обожала наряжаться. Но во мне расцвела неприятная мысль — она так оделась для него. В конце концов, они встречались днем, а она когда-то любила наряжаться для меня. Во рту появился кислый привкус, и я снова отвернулся к бумагам.

— Ты, как всегда, предсказуем, — сказала она, подходя ближе и, наконец, усаживаясь в огромное кресло моего отца.

Посмотрев, я заметил кольцо на ее пальце, которое, совершенно точно, не было тем, что подарил я. Беллами проследила за моим взглядом и накрыла руку, на которую я смотрел, другой ладонью. Стыдилась ли она меня или себя? Объявление мамы о том, что моя любимая помолвлена, оказалось очень неприятным, если не сказать больше. Но сейчас это обстоятельство убивало меня даже больше, чем когда я узнал, что теперь она принадлежит этому недочеловеку.

Наклонив голову, она произнесла:

— Я знала, что найду тебя тут. Ты всегда любил подумать... теперь, кажется, еще больше. Вот почему все считают тебя говнюком.

Типично для Беллами.

Она никогда не следила за словами, особенно со мной.

— Люди не потому меня считают говнюком, ты же знаешь, — горько ухмыльнулся я.

— Нет, — покачала она головой, а потом провела пальцами по лбу, — полагаю, что нет.

Затем она замолчала и повернула кресло к большому окну, обращенному в сторону леса.

— Ты собирался сказать мне, что приехал домой, Олли?

— Нет.

— Даже если фактически вернулся, чтобы остаться?

Я не ответил ей сразу. Вместо этого направился к скамье у окна, сел и спросил:

— А что тебя заставляет так думать?

— Престон мне сказал... — начала она.

Из ее уст мне даже звук его имени не понравился. Если я останусь, мне придется наблюдать, как он целует эти губы или даже хуже. Он на ней женится и у них будут дети. Он даст ей ту жизнь, что я не смог.

Глядя на меня и игнорируя молчание, она продолжила:

— Он сказал, что было нечто такое в том, как мы смотрели друг на друга. Я ответила, что наши семьи дружили.

Тот факт, что она солгала ему и предпочла скрыть нашу историю, как малозначительную, причинял мне боль. Будто в живот воткнули нож и теперь проворачивали его в ране. Но чего я ожидал после того, как ранил ее так сильно? У меня не было никаких прав возражать.

— Он поверил?

— Пока да. Но Престон умеет докапываться до сути. Так что, возможно, лучше, чтобы ему сказал ты, прежде чем донесут сплетники. Ты бы видел, как они все прижались к стеклу «Барнакла», чтобы лучше разглядеть. Будто мотыльки слетелись на пламя.

Я заставил себя посмотреть на нее. Оценить, как повлияло на нее время. Но, несмотря на прошедшие семь лет, Беллами стала только красивее. С лица ушла подростковая округлость, остались только женственные линии и изгибы. Губы стали еще полнее, соблазнительнее. А ее глаза — самая красивая для меня часть — обрели новую глубину. Вуаль грусти за внешним счастьем, к которой она привыкла. Это я виноват. Я и говенная жизнь, предсказанная злобной женщиной. Я стал слишком тихим даже для самого себя, поэтому буквально выплюнул то, что пришло мне в голову.

— Как твой отец?

Она пожала плечами.

— Ну, ты знаешь... вроде бы в порядке. Он теперь что-то вроде городского сумасшедшего. После отставки с поста мэра на него больше никто не смотрит так, как прежде. Все думают, что он спятил. Тебе мама говорила, что он начал создавать вещи? Как изобретатель, но ни одно из его изобретений не работает. По крайней мере, они занимают его мысли — это все, на что я могу надеяться. Он не стал ни алкоголиком, ни наркоманом. Он не покончил с собой после смерти матери. Все могло быть намного хуже. Он умудрился оплатить мое обучение прежде, чем стал таким эксцентричным. Я думаю, ему просто нужно снова начать работать. Дело, которое бросит ему какой-то вызов, займет его. Престон думает, что я должна помочь ему, отправить на какую-нибудь реабилитацию, хотя, если подумать, мне не нравится идея, что он будет далеко от меня.