Чудовище - [35]

Он ухмыляется и наклоняет голову, встречаясь со мной взглядом.

— Нравится то, что видишь?

Мои глаза округляются.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю я обвиняющим тоном.

— Делаю что?

Я указываю на него указательным пальцем в обвиняющем и, одновременно, любопытствующем жесте.

— Ты знаешь, что. Говоришь, я вызвала тебя, но все эти вопросы были лишь в моей голове. Теперь ты каким-то образом узнал, что я считаю тебя привлекательным. Ты слышишь мои мысли или что-то в этом роде? — Я так волнуюсь, что сейчас у меня случится истерика. Ни один парень до этого не заставлял меня так себя чувствовать.

Я ненавижу его за это.

Но при этом приятно ощущать, что тебя понимают. И это все перевешивает.

Его ухмылка превращается в полноценную улыбку.

— Честно говоря, ты своими мыслями как-то вытащила меня сюда. Не знаю, как, но я не слышал тебя. А что именно ты думала о моей привлекательности? — задавая вопрос, он закладывает руки за голову и потягивается.

От его слов мое лицо становится еще более красным, если такое вообще возможно. Поднимаясь с земли, я оказываюсь с ним лицом к лицу.

— Все, — говорю я твердым голосом, хотя сердце мое пытается выпрыгнуть из груди и убежать с этого кладбища. — Ты привлекателен. Точка.

Рис встает. Быстро. В одну секунду он еще на земле, а в следующую — уже передо мной, и мое лицо возле его шеи. Он ждет, пока я посмотрю в его глаза глубокого шоколадного оттенка.

— Так зачем я здесь, Джайдин?

Думаю, мы оба хотим получить ответ на этот вопрос.

***

После эпически долгого взгляда Рис смотрит на маленький городок и бормочет, что он совершенно не изменился. Я поворачиваюсь к его надгробию и убеждаюсь, что он мертв всего лишь год. Интересно, осознает ли он это. Могут ли мертвые отслеживать время?

— Хочешь, сходим куда-нибудь?

Он прищуривает на меня взгляд, словно вспомнив о моем присутствии. Глубоко вздохнув, он заявляет:

— Почему бы не начать с твоих объяснений, зачем ты пришла сюда? — За моей спиной его могила, и мне не надо поворачиваться, чтобы понять, что он имеет в виду.

Я пожимаю плечами, но его взгляд настойчив. Рис терпеливо ждет, когда я отвечу вслух чем-то большим, чем беззаботный жест.

— Думаю, я просто чувствую, что должна быть здесь, подальше от постоянных криков и болезненных ран.

Он прищуривается, но позволяет мне продолжить, пока слова потоком выливаются из меня.

— Я имею в виду, какой во всем смысл, если моя собственная мать терпеть меня не может? Какой смысл делать для нее что-то приятное? Только для того, чтобы бояться войти в собственную комнату или оказаться выставленной за дверь? Я готовлю и убираюсь в доме. Я стираю — главным образом потому, что иначе она будет стирать только свое. Я помогаю и стараюсь чертовски сильно, но не получаю от нее ничего, кроме криков. — Я немного задумываюсь и шепотом добавляю: — Она называет меня ведьмой.

Рис ничего не говорит и не приближается ко мне, а по моей щеке катится слеза. Я быстро вытираю ее рукавом рубашки, не желая испытывать никаких чувств по отношению к матери, но не получается. Мне просто хочется, чтобы она любила меня, как в детстве. До того, как мне стали являться умершие.

Рис засовывает руки в карманы джинсов и мыском своего черного кроссовка ковыряет землю.

— У некоторых людей есть истории, которые они хоронят глубоко в себе. И неясно, насколько сильно их воздействие, пока они не сожрут человека заживо. — Он смотрит на свою могилу.

— Думаешь, все дело в моей маме?

Он кивает, но мыслями где-то далеко, а яростный взгляд прикован к месту его последнего упокоения. Его мысли в прошлом, пока воспоминания, словно в режиме перемотки, тенями пробегают по его лицу. От злости к боли. От боли к подавленности. От подавленности к злобе. И снова по кругу.

Что произошло с Рисом?

Мой взгляд падает на блокнот и натыкается на рисунок, над которым я работала перед тем, как Рис вылез Бог знает откуда и испугал меня до чертиков. Я знаю, что он был застрелен, но не знаю, почему.

Он следит за моим взглядом и напрягается. Рис смотрит на меня — его глаза буквально обжигают мое лицо. Грудь сдавливает тревожное предчувствие.

— Откуда ты узнала?

— Узнала что? — шепчу я.

— Это, — шепчет он. Его дыхание касается моей кожи, словно прохладный ветерок. Это только лишний раз доказывает, что он не из плоти и крови.

Он не живой.

Я поднимаю на него взгляд — в его глазах нет осуждения. Ничего, кроме любопытства.

— Я почувствовала это.

Между его бровями образовывается морщинка, и он перемещает взгляд на мою грудь. От того, что он разглядывает меня там, мое лицо снова вспыхивает. Морщинки на лбу выдают его беспокойство.

— Я в порядке, — говорю я ему.

Он кивает, но не отводит взгляда от моей груди. Я обхожу его, стараясь отдалиться от этого пытливого взгляда, поднимаю с земли блокнот и закрываю его с громким хлопком. Когда запихиваю его в рюкзак, Рис заметно расслабляется.

Еще не готовая покинуть это место, которое считала своим убежищем, я облокачиваюсь на надгробный камень и, откинув голову назад, смотрю в ночное небо. Достав из рюкзака телефон, проверяю время. Сейчас 1:15, а мама даже не звонила. Она никогда этого не делает, но это не мешает мне надеяться, что в одну прекрасную ночь она будет волноваться, если я не вернусь.