Чудо в «Белом отеле» - [13]

Тут же началась дискуссия по поводу того, что, собственно, понимать под употребленным епископским Собором термином «животное». То, что таких благородных созданий, как кошки, черепахи или носороги, по мнению Собора, следует рассматривать в качестве «одухотворенных Святым Духом», это ясно. Но как быть с улитками? аскаридами? инфузорией-туфелькой?

За закрытыми дверями конгрегации бушевали доходящие до оскорблений страсти. Когда монсеньор Урогалли ранил епископа Виолкуло не чем иным, как трехсвечным канделябром работы самого Андреа Бреньо и это дошло до папских ушей, тот распорядился: прекратить дебаты. Нижней границей являются многоножки.

Таким образом пауки-крестовики – а кто же еще? – заняли почетное место в алтаре, а дождевые черви были произведены в патроны алтарных колонн в стиле барокко.

XVIII

Один человек написал книгу. Второй проиллюстрировал ее рисунками экстра-класса (сорт 1). Все это попало в руки третьему, который выкинул первоначальный текст из гнездышка и опутал эти иллюстрации своими собственными выдумками.

Тут захохотали даже слоны, поддерживающие декоративный столик, на котором лежали маятник и циферблат беременных символами часов-кукушка… стрелки показывали без пяти двенадцать, но третий – тот самый вышеупомянутый сочинитель текстов – истолковал это по-своему: ровно одиннадцать. Потому что именно в это время он имел обыкновение пить свой предобеденный кофе-эспрессо.

XIX

И так как трон опустел, пять корон скорбят: корона нужды, корона печали, корона тягостных забот, корона неразберихи и корона хаоса. Дворец осиротел, и перед троном стоит памятник глубочайшей печали. Оба королевских гения под одной короной на двоих по очереди спрашивают друг друга:

– Ты тот самый гений, который знает все?

– Да, потому что я знаю все, что только можно знать.

– Тогда ты знаешь, что ты тот самый гений, который знает все?

– Этого знать нельзя, и я этого не знаю.

– Тогда ты не тот гений, который знает все.

– Я это знаю.

И так далее.

Но печаль окутывает мир, погребает небо и солнце, затмевает свет, гасит самые удаленные галактики. Вечность растворяется в еще более вечной вечности, Бог Бога возникает там, где нет ни времени, ни пространства; многочисленные вечности, расположенные слоями одна над другой, пронизывают печаль, Бог Бога пытается представить себе, что это такое, когда ничего больше нет, и из-за этого по ошибке растворяется. Остается только тончайшая сетка законов природы, прорезающая небытие, но никакая природа их больше не использует.

Finis operis [xiii]