Чудо - [173]

Эдит с трудом взяла себя в руки.

— Вы правда не напишете? Не обманываете?

Лиз отодвинула карандаш в сторону и спрятала обе руки под стол, положив их на колени.

— Вот, без рук.

— Что?

— Американское выражение такое. Рассказывайте, Эдит. Я слушаю.

— Ну, все началось после того, как сюда, в Лурд, из Парижа приехал доктор Поль Клейнберг, чтобы освидетельствовать меня…

Со скорбным подвыванием Эдит Мур пересказала грустную историю своего падения. Она не пропустила ни одной детали из того, что помнила. Поведала об осмотре, проведенном доктором Клейнбергом, о вердикте, который он сообщил Регги, а затем и ей самой.

Эдит все говорила и говорила, изливая душу. Она рассказала о попытке склонить Клейнберга к компромиссу — чтобы он организовал для нее операцию, но в то же время удостоверил ее излечение как чудесное. Поведала о том, что Клейнберг отказался участвовать в обмане, но в то же время согласился не опровергать историю о чудесном исцелении, если на такой вариант даст согласие кто-либо в церковных верхах. Поэтому, сказала Эдит в завершение своей грустной повести, в порыве отчаяния она на исповеди открыла все священнику, не исключено даже, что самому отцу Рулану, спросив его, не согласится ли тот быть заодно с врачом в небольшой мистификации, касающейся ее исцеления. Однако священник на такой сговор не пошел.

— Он сказал мне,— подчеркнула Эдит,— что если исцеление наступит в результате хирургического вмешательства, то я больше не смогу считаться женщиной-чудом. Мол, чудо-женщиной — или чудо-мужчиной — может стать лишь тот, кто узрит Деву Марию в гроте, точно так же, как видела Ее Бернадетта. Тогда и этот человек сам станет чудом, настоящим чудом.

Лиз внимательно слушала, хмуря брови и напряженно моргая.

— И что вы на это ответили?

— А что тут было говорить? Я и слова вымолвить не могла. Просто вышла из исповедальни. И сдалась. Сказала: операция так операция. Только не очень-то она мне нужна. То есть вообще не нужна. Потому что я стану совсем не такой, какой должна быть.

— Минуточку, что-то я вас не вполне понимаю,— снова выразила недоумение Лиз.— Значит, священник сказал вам, что чудом может считаться не только та женщина, которая чудесно исцелилась, но и та, которая увидит возвращение Девы Марии. Такая тоже станет чудом и останется им на всю жизнь. Верно я поняла?

— Да, такая женщина станет величайшим чудом на свете.

«Ну ты и дура,— подумала Лиз.— Дура набитая».

— Эдит,— мягко обратилась она к собеседнице,— предположим, что именно вам откроется сегодня Дева

Мария в пещере. Получается, тогда вы снова станете женщиной-чудом?

— Ну конечно стану,— подтвердила Эдит, несколько запинаясь.— Только какой смысл об этом говорить? Скорее всего, я Ее не увижу. Вряд ли именно я стану той, кто увидит Деву. А если я Ее не увижу…

Лиз подалась вперед, приблизив лицо к Эдит, и с горящим взором выразительно прошептала:

— Эдит…

— Что?

— Увидьте Ее!

Эдит вытаращила глаза. Стремительно вскочив с места, она продолжала таращиться на Лиз.

Найдя взглядом дверь ресторана, Эдит бросила на Лиз еще один испуганный взгляд и попыталась бежать, отчего еще сильнее захромала. Наконец она вывалилась в дверь и исчезла из виду.

Лиз осталась сидеть в полной тишине. Проведя в задумчивости несколько минут, она в конце концов заказала себе еще порцию виски. Пора было выпить — то ли за удачу, то ли за самоубийство, пока было не ясно.

Двадцать минут спустя в зал влетел обезумевший Регги.

— Мисс Финч, где моя жена? Из больницы звонят. Разве она не говорила вам об операции?… Я же вижу: говорила. Так и знал, что скажет. Господи, да все равно теперь… Ее в больнице срочно ждут. Хотят приступить к операции прямо сейчас, не дожидаясь вечера. Так где же Эдит?

— Ушла совсем недавно,— сказала Лиз.— Может, пошла в больницу. Но я думаю, вам лучше посмотреть возле грота. Знаете что, пойдемте-ка туда вместе и поищем ее.

* * *

Все трое сидели в нервном ожидании. Закуток для посетителей находился на том же этаже, что и операционная. Запах здесь стоял особенный. Лиз Финч не могла отделаться от ощущения, что эту комнатушку отмыли до чрезмерной чистоты и простерилизовали с помощью каких-то медицинских средств.

Лиз сидела, сгорбившись на стуле, и курила сигареты одну за другой, изредка поглядывая на Аманду и Регги, которые застыли в еще более напряженных позах на диване по другую сторону журнального столика. Какое-то время назад молоденький медик в белой куртке принес им кофе. Лиз хватило одного глотка — французский кофе, ну и гадость! — чтобы больше не притронуться к чашке. Аманда рассеянно пила свой кофе, листая французский журнал мод. Судя по всему, картинки не слишком занимали ее, но ей нужно было хоть как-то отвлечься от мыслей о том, что сейчас делают с Кеном на операционном столе. Регги машинально отхлебывал из чашки, в перерывах между глотками затягиваясь сигарой. Он выглядел подавленным и испуганным, то и дело заглядывал в коридор сквозь дверной проем. По-видимому, ему не терпелось услышать ободряющую весть о его Эдит, хоть одно словечко, дающее надежду. И Лиз впервые подумала о том, что этот беспардонный прожектер, привыкший постоянно блефовать, на самом деле не лишен сердца, страдает сейчас и всей душой любит свою старуху, которая лежит на операционном столе всего в нескольких шагах отсюда по коридору.