Чудо - [170]

Ведь психолог, черт побери, доподлинно знает, что происходит в реальном мире. Любому отклонению в поведении всегда находится исчерпывающее объяснение. Конечно, попадаются иногда отдельные необъяснимые тайны, но и они когда-нибудь обязательно будут раскрыты. Разве не напоминал нам Гете: «Таинственные вещи еще нельзя называть чудесами»?

Между тем события, произошедшие в 1858 году или минувшей ночью, не представляют собой никакой тайны, если исходить из веры в то, что и отдельный человек-марионетка, и весь мир пляшут на ниточках, за которые дергает Великий Создатель. Несомненно, все официальные религии были придуманы человеком, чтобы с помощью обещания блаженства в загробном мире сделать более приемлемыми тяготы земного существования и ужас смерти. И все же знание этого не отменяет того факта, что человеческие существа на нашу планету, представляющую собой вертящийся комочек грязи, не забросил случай, а целенаправленно поместил Некто, являющийся источником самой жизни. И если бы нашлись свидетельства такого вмешательства и контроля свыше, то это означало бы, что с людьми вполне могут происходить вещи, недоступные человеческому Пониманию.

То, что человек по слабости своей сбрасывает со счета, записывая в разряд чудес, может на деле быть логическим вмешательством высшей силы, не поддающейся определению.

Это могло бы объяснить и феномен Бернадетты. Объяснить мгновенные исцеления у святынь. Это определенно объяснило бы то, почему Наталия Ринальди вновь стала полноценным человеком. Все, по сути, сводилось к принятию безграничных возможностей веры, а не тех ограничений, которые диктует нам разум. Это было новое царство, где уму человеческому открывалась мудрость более высокого порядка. Лучше всего об этом сказал Паскаль: «Бога воспринимает сердце, а не разум».

Кен инстинктивно понял это. К быстрому осмыслению этой истины его, возможно, подтолкнуло отчаяние. А она, движимая своим невежественным разумом, пыталась подорвать в нем эту веру.

На глаза Аманде попался большой контейнер, стоявший у комнаты медсестры. Приняв его за бачок для мусора, она подошла к нему, вытащила из желтого конверта копию дневника Бернадетты, тщательно порвала ее на мелкие кусочки и бросила в бачок. Туда же последовал и конверт. Хватит навешивать на все таинственные явления ярлык с надписью «истерия». До этого момента она боролась с Кеном, но теперь была готова примкнуть к нему.

Такой вот разворот на сто восемьдесят градусов. Переход в иную веру. В общем, называйте как угодно. В безраздельной вере была энергетическая сила, и, пытаясь достичь ее, Аманда крепко сожмет руки Кена в своих руках.

Отойдя от бачка в поисках палаты Кена, Аманда увидела тощую сестру Эстер, которой придавал необычайно деловой вид длинный накрахмаленный халат. Эстер, направлявшаяся к посту медсестер, в тот же миг заметила Аманду.

— А, вот и вы,— проговорила медсестра.— А я уж думаю, куда вы запропастились. Вот иду вам звонить.

— Я… я проспала,— сказала Аманда.— Измоталась вконец и не услышала звонок будильника. Как он себя чувствует?

— В целом мистеру Клейтону чуть-чуть лучше. Вот уже несколько часов, как он не спит, и настроение у него, кажется, немного поднялось. Все это время с ним был доктор Клейнберг. Он и сейчас здесь, вас дожидается.— Подведя Аманду к палате Кена, Эстер открыла дверь.— Входите. Они оба хотят видеть вас.

Аманда несмело вошла внутрь. В белой, стерильной больничной палате пахло дезинфицирующими средствами и спиртом. Но эта палата была не такой, как другие. Здесь был Кен, ее Кен, ее жизнь. Он лежал в постели — исхудалый, но по-прежнему красивый — и безотчетно улыбался. Мужчина более солидного возраста в очках и белой куртке, сидевший рядом с постелью, быстро поднялся на ноги.

— Миссис Клейтон, я Поль Клейнберг. Рад видеть вас.

— Здравствуйте, доктор,— пробормотала Аманда и, почти не обращая на него внимания, подбежала к койке. Она склонилась над Кеном и неловко попыталась обнять его, так чтобы не причинить ему боли, а затем покрыла поцелуями его лицо.— Милый мой, любимый. Я так волновалась за тебя. Но у тебя все будет хорошо. Я знаю, знаю…

Кен делал слабую попытку обнять ее в ответ.

— Я сам надеюсь, что мне будет лучше. Да…

Забыв о присутствии врача, Аманда упала на колени и сжала обе руки Кена.

— Кен,— торопливо произнесла она,— я хочу, чтобы ты знал, что я на твоей стороне. Теперь я с тобой полностью и безраздельно. Больше я ничему не буду противиться и молю простить меня за то, что раньше пыталась воспрепятствовать тебе. Я всецело с тобой и не отойду от тебя ни на шаг. Мы будем бороться и победим. Я… я не знаю, как это объяснить, но попытаюсь, как только ты будешь готов выслушать меня. Только знай: со мной произошло нечто важное. Может, это прозвучит пошло, но, знаешь, я… я прозрела. Да, я увидела свет. Я пойду с тобой к гроту, как только ты наберешься сил. И мы вместе будем молиться за твое выздоровление. Мы будем молиться за твое исцеление, и ты увидишь, оно придет. Теперь у меня есть вера!

— А у меня ее нет,— подал голос Кен.

Аманда, только что произнесшая горячую исповедь, не могла поверить собственным ушам. Ей показалось, что она ослышалась.