Чудо Святого Покрова - [12]

Утром румяным, чуть вышла заря,

Видят ворота монастыря:

Рядом у стен его город кипит,

Днепр сребристою лентой блестит.

Тихо в обители, славно, тепло,

Словно рукою заботливой кто

Здесь тишину и покой бережет:

Лишь в отдалении колокол бьет

К службе заутренней, лишь шелестит

Ветер листвою меж каменных плит…

Сделал усилие слабым ногам

Юноша тот – и к святым образам

Тянется, тянется облобызать.

С новою силой готово взыграть

Пылкое сердце и вера его.

Что там болезни! Себя самого

Рад он забыть, раствориться в тиши

Дивной обители сей, где жили

Славные иноки русской земли:

Правую веру они берегли

Как зеницу ока. Богу молясь,

Жили тут, пламенной верой светясь,

Светом немеркнущей чистой зари,

Путь освещая к добру и любви.

– Господи! – Пимен взмолился душой, –

Милостив буди, услышь голос мой!

Не о здоровье прошу Тебя, нет –

Даждь принести пред Тобою обет

Инока чудной обители сей:

Слуху и оку всего мне милей

Слышать и видеть не мир суеты,

Но лишь святую обитель, где Ты,

Боже, Спасителю мой и Творец,

Спасе Любезный, Всещедрый Отец,

Где почивает всегда благодать

Нашей Царицы Небесной. Предать

Душу мою и себя до конца

Мне ты позволь, чтоб прославить Творца

Мог бы твой грешный, убогий монах, -

Кротко молился тот Пимен в слезах.

Что же родители? Тоже в слезах,

Руки воздев ко святым образам,

Вместе со братией монастыря

Встали они на молитву, горя

Теплой надеждой, желаньем одним

Видеть любезного сына живым,

Крепким, здоровым и сильным подстать,

Чтобы их опорой под старость мог стать,

Чтоб мог наследство здоровой рукой

Множить и множить себе на покой.

Так и молились: один лишь о том,

Чтобы остаться в сем месте святом –

Пусть и в болезнях, недугах, скорбях,

Лишь бы до смерти вот в этих стенах

Богу угодную жизнь проводить,

Богу Единому жить и служить.

Иноки ж, слыша родительский плач,

Внемля рассказам их бед, неудач,

Стали в молитве за сына росить,

Чтобы Господь смог его исцелить

И возвратить всех в родительский дом

С миром, здоровьем, любовью, добром.

Молится братия день так и ночь,

Только не может молитва помочь,

Чтобы здоровым от немощей стал

Тот, кто так страстно монахом желал

В скорбях, болезнях все годы прожить,

Только б Спасителю с верой служить

В дали от мира, людской суеты,

В уединеньи святой тишины.

Снова над местом тем ночь настает.

Братия с службы вечерней идет

Мирно по келиям. Тихо горят

Свечи, лампады. Слуги уж спят,

Рядом уставшие мать и отец

Тоже склонились ко сну наконец.

Пимен блаженный однако не спит,

Лишь неустанно молитву творит,

Просьбой настойчивой к Богу стучась.

Вот в уголке догорела свеча:

Стало темно и покойно вокруг.

Ночь за окном все чернее – и вдруг

Келью наполнил свет неземной.

Юноша смотрит: идут чередой

В зареве той несказанной зари

В келию ангелы чудо-красы –

Иноки Божьи в сияньи очей,

С пением сладким, во блеске свечей.

С ними игумен знакомый идет:

С братией он для пострига несет

Книгу священную, мантию, крест.

Благоуханье разлилось окрест.

Вот подошли они к юноше – тот

С радости в толк для себя не возьмет,

Что же за гости такою порой

Ночью к нему вдруг вошли чередой?

Слово игумен к нему обратил,

Юношу с кроткой улыбкой спросил:

– Можешь нам, сын мой любезный, сказать,

Хочешь ли ангельский образ принять?

– Боже Великий! – воскликнул в ответ

Юноша страстно. – Дать сей обет

Богу и Спасу всегда я желал.

Видно, Господь Сам вас в гости послал

Мне, недостойному. Отче святой,

Иноком стать я желал всей душой!

Только достоин – не знаю – им быть,

Грешному ангельский образ носить?..

И совершен был в тот счастливый миг

В келии спящей великий постриг…

Спали родители тягостным сном,

Спали монахи, не зная о том,

Что – то не выдумка, сказочный сон –

В иноки Пимен был их посвящен.

Богу Всевышнему славу воздав,

Вышли все гости, при этом сказав:

– Будет гореть сорок дней и ночей

Эта свеча, что мы дали тебе;

Будешь страдать неисцельно и быть

Немощным телом, покуда ты жить

Будешь в обители этой святой.

Ну а в тот день, как Господь на покой

Грешную душу твою позовет,

Станешь здоровым. С этим берет

Братия убрус и с пеньем идет

К гробу отца Феодосия. Ждет

Не дождется утренний час

Счастливый Пимен: он своих глаз

Не может никак от дверей оторвать.

Смотрит – не верит: быть может, опять

Явятся дивные гости к нему?

Лишь благодатные слезы текут

По исхудалым и бледным щекам.

Вот улеглось по дрожащим рукам

Сердца волненье – и вновь тишина

В спящую келию с ночью вошла…

Братия слышит меж тем – не поймет:

Кто-то у одра больного поет

Пением дивным, какого давно

Тут уж никто не слыхал, и оно

Стройно и сладко струилось, текло,

Грусти и радости было полно.

Что же могло приключиться и быть?

Стали всю братию в кельях будить.

Может, преставился юноша тот

И в его память так стройно поет

Хор сей неведомый? Может быть, он

В иноки был перед тем посвящен,

Как свою душу Богу предать?

Может, пред смертию благословлять

Вышел игумен монастыря,

С братией дивну молитву творя?

Вот они к дверям страдальца идут,

Входят с молитвою – видят, как тут

Гости все, крепким объятые сном,

Спят беспробудно. С счастливым лицом,

Радостный, светлый не спит лишь один

Юноша немощный – матери сын.

Диво, однако, не в том, что не спит –

В том было диво, что ныне сидит

Он уж не в платье обычном своем:

Куколь и мантия были на нем!