Чудо сновидений - [3]
Посмотрев наверх, он увидел пятно довольно странной формы, похожее на плесень или влагу на дальней стене.
— Мне убраться здесь? — спросил Графф, поднимая свой инструмент.
— Что? Нет, — сказал Артур Эмерсон, представляя, как бесформенный, надвигающийся ужас подкрадывался из его собственных снов и застывал в камне перед ним.
— Оставьте всё, как есть, — сказал он старому слуге.
Артур Эмерсон вернулся в библиотеку, где начал осматривать книжный полки. На одной из них хранились его путевые заметки и дневники. Он брал одну книгу за другой, перелистывал и ставил на место. В конце концов, он нашёл то, что искал. Это были заметки о его путешествии в центральную и южную Италию, когда он был ещё совсем молодым. Сев за стол, он погрузился в чтение. После прочтения нескольких строк, он задумался над тем, кто был этот странный лирический персонаж. Без сомнения это был он сам, но в предыдущем воплощении некая странная предшествующая жизнь.
Какие чудеса существуют здесь в Виколи! Как часто могу я прославлять эти маленькие улочки, образующие целые лабиринты магии и снов, как долго могу я петь хвалу древним городам Умбрии, где можно найти столько таких мест? Эти извилистые дороги, созданные для путешествий ночных странников. Здесь вас окружают серые стены высоких домов, где вы пытаетесь укрыться под сенью деревянных крыш и бесчисленных арок, которые превращают безликий день в карнавал теней в обрамлении ночных звёзд. Осень в Виколи! Бледно-жёлтые уличные фонари пробуждаются, словно призраки на исходе сумерек, обещая удивительную, но непростую прогулку, тем, кто желает здесь пройти. В последний вечер я обнаружил себя окружённым именно такой атмосферой.
Опьянённый музыкой и вином, которое я пил за обедом, я отправился бродить среди мостов, под арками и свешивающимися крышами, вверх и вниз по исхоженным лестницам, минуя увитые плющом стены домов и тёмные окна с железными решётками. Когда повернул за угол, то увидел впереди небольшую открытую дверь. Не раздумывая, я заглянул внутрь и вошёл в маленькую комнату. Всё, что я мог различить во мраке, были две свечи, которые вызывали появление теней. Раздался мужской голос, который обращался ко мне по-английски: «Сохранившиеся остатки древнего мира», сказал он с акцентом культурного англичанина. Голос звучал устало, с какой-то механической интонацией. Я так же заметил странный свист, который возникал в его произношении, как будто его естественный низкий голос резонировал с едва слышными обертонами. «Да, сэр, я разговариваю с вами», продолжал он, «Фрагмент античности, сохранившиеся остатки современного мира. Нечего бояться, входной платы не требуется».
Наконец он возник передо мной; это был лысоватый джентльмен среднего возраста в поношенном костюме — именно такое впечатление о нём создавал его голос, голос уставшего от жизни мелкого торговца. Его лицо, отражающее бледный желтоватый свет фонаря, висящего у открытой двери, было спокойным; источником его невозмутимости было скорее полное душевное отчаяние, а не безмятежность рассудка. «Я говорю об алтаре бога», сказал он. «Как бы вы ни были эрудированны, это не то божество, о котором вы могли бы слышать; это не то божество, над которым вы могли бы смеяться. Он имеет довольно отдалённое отношение к римской системе колодцев и сточных ям. Но это не просто Клоацина, не Мемфитис или Робиго. Этого бога зовут Цинофоглис: бог, не имеющий формы, бог метаморфоз и хаоса, бог распада, бог, несущий смерть людям, богам и всему живому. Платы не требуется».
Я остался стоять там, где стоял, когда мужчина немного отошёл назад, чтобы я смог лучше разглядеть сквозь открытую дверь то, что находилось внутри освещённой свечой комнаты. Теперь я видел, что свечи горели на каждой стороне низкой плиты. Посередине возвышалось нечто, не поддающееся описанию, некий бесформенный объект, похожий на расплавленные остатки последствий вулканического извержения. Это, конечно, не могло быть образом древнего бога.
Сейчас я могу утверждать, что в столь необычных обстоятельствах, описанных выше, самым разумным было бы лаконично извиниться и покинуть это место, но, как я уже говорил, тогда я находился под огромным впечатлением города и всех его тайных закоулков. Очарованный всеми этими инфернальными пейзажами, я был готов принять предложение пожилого джентльмена. Невозможно передать то чувство близости к бесчисленным тайнам, носящим имя Цинофоглис.
«Будьте спокойны, сэр. Не волнуйтесь. Бог ответит на ваши молитвы. Он не обманет, — прошептал он. — И его не обманешь».
Потом, пройдя сквозь маленькую дверь, я подошёл к алтарю. В его центре находился объект из тёмного монолита, чья изощрённая форма намного превосходила моё воображение. В его очертаниях улавливался какой-то динамизм, напоминающий движение огромных корней, произрастающих из земли. Казалось, что в этом чудовищном образе была конкретная сила, мрачная энергия, скрытая за внешней неподвижностью статуи. На верхней части этой скульптуры виднелся изогнутый, похожий на руку придаток, застывший в странном жесте, как будто он находился в таком положении целую вечность и в любое время мог начать двигаться.
Быть живым — это не хорошо: это простое «не» собирает в себе все бесстрашие мышления лучше любой пошлости о трагическом благородстве жизни, известной избытком страданий, разочарований и самообмана. Нет никакого бытия, достойного причитаний или воссоединения; нет никакой самости, достойной коронования в звание капитана своей судьбы; нет никакого будущего, заслуживающего усилий и надежды. Жизнь, отмеченная Лиготти огромной печатью неодобрения, есть ЗЛОВЕЩАЯ БЕССМЫСЛЕННОСТЬ…
В город присылают нового градоначальника, и вскоре размеренный быт местных жителей превращается в настоящий кошмар. Подлинная тьма проникает в офисные будни обыкновенных клерков, проклятая фабрика начинает производить монстров, а на Землю приходят боги – только люди, вызвавшие их, даже не представляют, с чем имеют дело и какую метаморфозу им предстоит увидеть. Древние силы и безумие космического ужаса, люди, стоящие перед подлинным мраком вселенной, и бездна, что смотрит на каждого, читающего эти тексты – все это «Ноктуарий» и «Театр гротеска», две книги Томаса Лиготти, одного из самых необычных и оригинальных писателей из тех, что сейчас работают в жанре ужасов.
Все лучшее в жанре ужасов за два последних десятилетия в новой серии «Best New Horror»! От всемирно известного составителя сборников, признанного мэтра Стивена Джонса! Впервые на русском языке!Привидения и вампиры, маньяки и психопаты, таинственные монстры и ходячие мертвецы — все самые популярные персонажи жанра хоррор на страницах произведений Рэмси Кэмпбелла, Ричарда Лаймона, Роберта Маккаммона, Йена Уотсона и многих других знаменитых писателей. Смертоносные твари выползают из тьмы, сходят с экранов телевизоров, являются с того света или из глубин вашего воспаленного сознания.
Приготовьтесь окунуться в завораживающий мир мастера современного ужаса – Говарда Лавкрафта! Ктулху, Шоггот, Йог-Сотот и прочие возвращаются во всей своей ужасающей красе. Монстры, созданные воображением великого Лавкрафта более полувека назад, оживают в историях современных писателей – Нила Геймана, Кейтлин Кирнан, Говарда Уолдропа и других. Все рассказы сопровождаются оригинальными иллюстрациями художника Джона Коулхарта.Легионы поклонников Лавкрафта продолжают посещать причудливые пейзажи его мира и встречать неумолимых монстров.
Если вы не знали, страшные истории можно писать как минимум в трех непохожих стилях.Из этих заметок вы узнаете о всех них подробнее. Не обойдется и без наглядных примеров.Вам уже скучно? Напрасно.Ведь вы еще не знаете, кто пишет эти заметки. И зачем пишет. И пишет ли.Быть может, он и сам этого не знает.© Pickman.
Томас Лиготти — единственный из писателей, работающих в жанре ужасов, кого при жизни издали в престижной серии «Penguin Classics», тем самым официально включив в американский литературный канон. Его часто называют истинным приемником Эдгара По и Говарда Лавкрафта, а его произведения сравнивают с рассказами Франца Кафки, Бруно Шульца и Владимира Набокова. Книги Лиготти повлияли на множество писателей, стали источником вдохновения для первого сезона сериала «Настоящий детектив», послужив основой для монологов Раста Коула в исполнении Мэттью Макконахи.