Чудо на Гудзоне - [85]

На следующее утро после этого происшествия, когда я все еще был в Нью-Йорке, десятки репортеров и машин со спутниковой связью собрались вокруг нашего дома в Дэнвилле. Некоторые из них оставались там на протяжении десяти дней.

Лорри была преисполнена достоинства; вполне понятно, что ее эмоции зашкаливали, когда она вместе с дочерями вышла на улицу в пятницу утром, чтобы дать комментарий для СМИ.

– Нас просили… ну вот, я сейчас заплачу. Я проплакала все это время, – проговорила она, потом начала заново: – Сотрудники USAir просили нас не разглашать информацию, так что мы не собираемся делать никаких заявлений по поводу случившегося. Но нам просто хотелось бы сказать, что мы очень благодарны за то, что все прошло благополучно. Именно это мой муж и просил донести до всех.

Кто-то из репортеров спросил, как у меня дела, и Лорри ответила:

– Сегодня ему лучше. Понимаете, он же пилот. Он очень сдержан и очень профессионален… Я и раньше говорила, что он пилот до мозга костей и влюблен в искусство пилотирования.

СМИ вцепились в эту характеристику, растиражировав фразу в сотнях появившихся впоследствии статей. Друзья и незнакомые люди говорили мне, что Лорри – не просто красивая и любящая жена. При всей эмоциональности того момента она оказалась еще и отличным пресс-секретарем.

Лорри также спросили, как наша семья воспринимает нарастающие толки о том, что я – национальный герой.

– Это немного странно… ошеломительно, – ответила она. – Я имею в виду, девочки вчера вечером ложились спать, и я слышала, как они в спальне переговаривались между собой: «Как-то это все странно, да?»

Я не смог посмотреть репортаж об импровизированной пресс-конференции Лорри у нашего дома. В сущности, я был слишком занят, чтобы вообще смотреть какие-то репортажи.

Ночью после посадки мне удалось поспать всего два часа – столько дел предстояло переделать за ту ночь и на следующий день. Мне нужно было тщательно подготовиться к собеседованию в Национальном совете безопасности на транспорте. У членов комиссии возникло множество вопросов.

Сколько часов сна у меня было в ночь со среды на четверг? Что я ел на завтрак, обед и ужин? Не было ли снижено содержание сахара в крови? Как я чувствовал себя во время первого рейса в тот день? Ощущал ли усталость? Рассеянность? За сколько дней до этого я в последний раз употреблял алкоголь? (Замечу: с тех пор прошло больше недели. И это было пиво.)

Было и несколько более светлых моментов. Когда мы в ночь после аварии добрались до отеля, на нас по-прежнему была все та же мокрая одежда. Разумеется, все наши вещи остались в самолете. Коллега-пилот, который приехал помочь нам, сбегал в ночной супермаркет и купил для нас гигиенические принадлежности. Поскольку у нас не было сухой одежды, он также купил для меня и Джеффа одинаковый гардероб: черные тренировочные костюмы, черные носки и черные трусы-плавки 34-го размера. Через неделю я сказал Джеффу:

– Знаешь, моей жене понравились те трусы. Они сексуальнее, чем белые, которые я обычно ношу.

Джефф на это отозвался:

– Ну, твоей-то жене, может, и понравилось, но я-то пошире в талии, чем ты. Кажется, нам подарили трусы одного размера, и на мне они больше похожи на танга.

Весь день пятницы я провел на брифингах, ощущая давление стресса. Я был опустошен. И все еще пытался осмыслить случившееся и хотел вспомнить подробности происходящего в кабине, чтобы помочь следователям разобраться в деталях.

Потом я узнал, что президент Джордж Буш, которому осталось всего пять дней до окончания президентского срока, хочет поговорить со мной. И тут он сам позвонил на сотовый вице-президенту нашего пилотского профсоюза, Майку Клири, который неотлучно был со мной последние двадцать четыре часа. Майк передал трубку мне.

– Капитан Салленбергер?

– Да, господин президент, – ответил я.

Он с самого начала был очень дружелюбен.

– Знаете, – сказал он, – мы тут с Лорой и сотрудниками сидели за столом и говорили о вас. Я благоговею перед вашим пилотским талантом.

Я поблагодарил его. И тогда он задал важный для меня вопрос:

– Вы случайно родом не из Техаса?

– Так и есть, господин президент, – подтвердил я.

Он отреагировал на это как истинный техасец:

– Что ж, это все объясняет.

Я не мог не улыбнуться. Тогда он задал еще один вопрос:

– А не летали ли вы на истребителях?

– Летал, – ответил я. – На F-4 «фантом».

– Я так и думал! – воскликнул он. – Догадался!..

Я не стал спрашивать, что именно навело его на такую мысль, но мне доставили истинное удовольствие его непринужденная манера общения и специфический «техасский» взгляд на это происшествие. Это был просто приятный дружеский разговор, и я постарался дать ему понять, что весь наш рейс и спасательная операция были результатом коллективных усилий. Я упомянул Джеффа, Донну, Шейлу, Дорин, экипажи паромов – и он выразил признательность им всем.

Несмотря на усталость после пережитого на Гудзоне прошлым вечером, я закончил разговор в тихом восхищении от того, как все устроено в Америке. Двадцать часов назад я был обычным неизвестным пилотом, который надеялся завершить свой последний рейс из четырехдневного рабочего плана и спокойно вернуться домой. И вот он я, беседую с президентом, словно мы с ним – старые приятели из Техаса!