Чудо-моргушник в Некитае - [46]

- Мишель, не надо, мы доиграем без тебя, чего уж там!.. Мишель, остается пятнадцать минут, мы ведем два мяча, не кипятись!

А судья в черном исподнем вновь отобрал красный листок и совал его в лицо аббату.

- Да уйди же, Мишель, - продолжали упрашивать игроки.

"Ага! Так этот нечестивый язычник хочет, чтобы я ушел с лужайки!" сообразил аббат Крюшон. Он окинул взглядом злобно воющие трибуны и решил, что нет, не даст послабления этому мерзкому еретику в черном исподнем и не позволит отдать себя на растерзание безумной толпе. "Лучше я сам сражусь с ним, один на один," - мужественно решил аббат. И когда судья в третий раз выкинул ему под нос красную полоску, аббат выхватил её и порвал на мелкие клочки. А затем наш кроткий аббат решительно содрал с себя портки и показал судье кое-что, покраснее его красной бумажки.

Казалось, обрушилось само небо, так загрохотали трибуны. А посрамленный судья, побагровев, схватил мяч и побежал с ним прочь с лужайки. "Моя взяла," - торжествуя, успел подумать аббат.

А вслед за тем на поле выскочили с ужасными криками какие-то люди и побежали к аббату. Но он не слышал их. Аббат Крюшон не слышал даже своих товарищей, которые вопили ему что-то прямо в уши. Несчастный священник уже ничего не воспринимал, потому что внезапно вернувшаяся память разъяснила ему смысл происходящего. А происходило то, что он, Мишель, был капитаном команды, которая побеждала 3:1 в финальном матче Кубка чемпионов - в матче, который был прекращен по его вине и который, очевидно, придется переигрывать заново, и неизвестно, удастся ли его выиграть на сей раз, этот матч, в котором ему уже не играть, да и придется ли ему теперь вообще играть в футбол, - после всего его, наверное, пожизненно дисквалифицируют, а что с ним сделает команда, зрители, журналисты! - БОЖЕ, ЧТО ОН НАДЕЛАЛ!!!

И от смертельной тоски все существо Крюшона воспламенилось горячей молитвой: оказаться сейчас где-нибудь далекодалеко, хоть где, хоть снова в той проклятой пивной, только бы подальше, подальше отсюда.

Не осталась неуслышана и эта молитва (ведь наш аббат был праведник, а разве Небо когда-нибудь забывало праведника?). В один миг все затянуло серой пеленой, где не было ни харчевни, ни зеленой лужайки с орущей толпой вокруг. Пред аббатом вдруг предстал сам Сен-Пьер. Он держал в руках ключи от рая, но, однако, не с тем, чтобы отдать их аббату. Сен-Пьер хмурился. Он спросил аббата:

- Крюшон! Ты по-прежнему равняешь себя со святыми апостолами?

- Нет, Сен-Пьер, что ты! - отвечал аббат. - Я всего только мелкий праведник, к тому же, я вчера хлебнул мочи, а это великий грех.

- А хочешь ли ты снова оказаться на футбольном матче?

- Нет-нет, Сен-Пьер! Мне бы не хотелось этого! Судья все равно удалил меня с поля, зачем же мне туда?

- Тогда, может быть, воротить тебя в харчевню?

- Ох, лучше бы не в харчевню, - отвечал аббат.

- Слушай же, меня, аббат Крюшон! Тогда ты должен снова стать рикшей графа Артуа. Помни - это единственный способ искупить твои грехи, а иначе ты очутишься на том футбольном поле да ещё и в харчевне! Ведь ты вчера очень согрешил перед Господом - ты дискутировал с шамбальеро и дал слабину. Поэтому ты непременно должен отвезти графа Артуа во дворец, помни это, аббат, а не то твоя епитимья не зачтется! Ты понял меня, Крюшон?

- Да, да, я понял тебя, Сен-Пьер! - с жаром отвечал аббат - и в один миг все исчезло, а аббат уже стоял под окнами дома А Синя. Он радостно стукнул копытом в камни мостовой и весело заржал.

* * *

Ходжа отложил книгу и покашлял, прочищая горло. На губах Суперкозла играла какая-то злорадная ухмылка. Все с нетерпением ждали, что он скажет, но Суперкозел пока что молчал.

- Я, мужики, вот чего не пойму, - заговорил Фубрик. - А когда же аббат-то наш научился в футбол играть?

- Все проповедники мечтают, чтобы им яйца отпнули, - внезапно возразил Суперкозел - он то ли не расслышал замечания Фубрика, то ли был увлечен своими мыслями.

- Простите, уваэаемый Су... Конан, вы сказали - все проповедники мечтают, чтобы им яйца отпнули? - переспросил дзенец.

- Ну да, - подтвердил Суперкозел. - Они поэтому и в религию идут.

Последовал предвкушающий обмен взглядами - Суперкозел-таки не обманул общих ожиданий и сморозил такое, что никому бы и в голову не пришло.

- Что-то я ни от одного муллы не слышал подобной мечты, - заметил Ходжа.

- Ха! - ухмыльнулся Суперкозел. - В том-то и штука, что они это держат в строжайшей тайне. Мне это один психиатр объяснил, профессор. Они, священники то есть, этого и сами обычно не осознают. Но причина все равно такая. Медицина это давно доказала.

- По-твоему, - сплюнул Фубрик, - стоит, значит, какой-нибудь кардинал или там аятолла, проповедь толкает - про добродетель там, любовь к ближнему, вечную жизнь на небесах - а сам весь про себя изнывает: когда же ему прихожане начнут яйца отпинывать? Эх, мол, скорей бы! - так, что ли?

- Само собой! - заверил Суперкозел. - Конечно, вслух он этого никогда не скажет. Задача священника - подвести свою паству к тому исподволь, шаг за шагом, чтобы они сами это сделали, без его понуканий.