Чудо-мальчик - [49]

Насколько я знаю, такова история выпуска книги «Жизнь диких зверей Сетона» в издательстве «Дзэн-мысль». Что касается дяди Чжэчжина, то для него не существовало особой разницы при выборе издательства: даже если бы оно звалось не «Дзэн-мысль», а «Полное Евангелие», он не возражал бы. И поскольку в его случае в название даже входило слово «мысль», он считал его вполне достойным.

Возможно, причина того, что брат Кантхо пришел выразить благодарность за написанную статью в неизвестное никому издательство, где работал всего один сотрудник, спустя два года после ее выпуска, состояла в том, что когда-то эти два человека прошли мимо друг друга в комнате для допросов. Дядя Чжэчжин признался, что он сначала не узнал «брата Кантхо», потому что тот по сравнению с первой встречей стал совершенно другим человеком. Ведь он не только был одет в мужскую одежду и носил короткую стрижку, но еще и просил называть его Кантхо — именем, взятым из одной известной карикатуры. «После того как увидел яркий свет, я заново родился. Сейчас у меня вторая жизнь», — объяснил брат Кантхо. У дяди Чжэчжина отчего-то стало тоскливо на душе после этих слов. Потому что он теперь хорошо знал, что было бы лучше, если бы не было второй жизни. Я понимал, почему брат Кантхо сказал, что мы похожи. Ведь бессонными ночами мы оба спали с открытыми глазами.

Оказывается, каждую ночь Кантхо видел во сне, как его жених безропотно входил в ослепительно-яркий свет. Каждый раз в такие моменты Кантхо громко кричал от ужаса: «Не умирай, не умирай, не умирай…» Но каждый раз, несмотря на этот зов, жених, махнув ему рукой в последний раз, исчезал в том ярком свете.

Так продолжалось до тех пор, пока не исполнилось то самое заветное желание. Наконец однажды ночью время словно остановилось.

Глядя на Кантхо, который мне все это рассказывал, я задумался. Странно, у меня почему-то совершенно не возникало чувства, подобного жалости или грусти. Я думал о возможности остановки времени, о существовании пространства, где уже умерший человек и пока еще живой человек могли бы встретиться.

Тогда Кантхо внезапно посмотрел на меня и сказал: «Спасибо, что так подумал. Спасибо, что выслушал мой рассказ. Спасибо, что размышлял о таких возможностях». В то время я вспоминал о докладе доктора Раймонда Моуди «Жизнь после смерти», где он приводил истории людей, дошедших до границы жизни и смерти и вернувшихся обратно. Эти выжившие рассказывали о ярком свете, похожем на тот, что видел Кантхо. В работе также были представлены факты, с научной точки зрения не доказанные, но говорящие о том, что такие люди также приобретали способность читать мысли или, словно охваченные лихорадкой, часто испытывали чувство необъяснимого восторга, после того как видели тот свет. Поэтому даже если Кантхо прочитал мои мысли, вряд ли он удивился. Он поделился, что хочет стать сильным, совершенным существом без недостатков. А в ответ я сказал: «Вы уже совершенны. Мы живем в этом мире потому, что мы совершенны. Потому что жизнь изначально — совершенство».

* * *

В тот день, когда мы приехали в Сеул, по протекции Кантхо я стал мальчиком на побегушках в издательстве «Дзэн-мысль». Пытаясь решить проблемы питания и проживания в офисе, я учился у Кантхо, как записывать на магнитофон, печатать на пишущей машинке, а также конспектировать содержание телепередач. Для меня, у которого не было ни ночлега, ни денег, не существовало лучшей работы, чем эти дела. Я решил, что, когда немного налажу быт, продолжу учиться и, сдав выпускной экзамен, получу диплом об окончании школы. Надо сказать, что все эти изменения произошли благодаря брату Кантхо. Но, несмотря на то что я испытывал к нему благодарность, у меня все еще были вопросы.

— Почему вы так помогаете мне? — спросил я.

Брат Кантхо, пристально глядя на меня, взял мою руку. Он довольно долго не отпускал ее, а потом спросил:

— Теперь ты понял, что у меня на сердце? Что заставляет меня помогать тебе? Ты ведь уже понял.

— А, поэтому… — невнятно промычал я.

Раскрыв рот, с глупым видом, словно только сейчас все осознал, я кивал и думал про себя, что на самом деле не знаю, что творится у «него» на душе. Все, что я мог почувствовать, когда его рука касалась моей, это острую, пронизывающую все тело боль, словно от удара электрическим током.

Временами, когда я возвращался из издательства, брат Кантхо молча обнимал меня, и тогда я уже не чувствовал электрический разряд — я словно пережидал резко налетевший ураган цветочных ароматов. Сначала я считал, что так и должно быть, поэтому старался держаться, но позже я перестал понимать, почему должен терпеть этот удушающе сладкий вихрь. А если даже и думал, что понимаю, выдерживать напор этих хорошо известных человеческих чувств все равно было трудно.

Когда все уходили из офиса, я оставался в нем один. Решив сначала показать, что хорошо работаю, даже по ночам я слушал магнитофонные кассеты, записанные братом Кантхо. Однажды, прослушивая очередную запись, я немного промотал кассету вперед, и из динамика вдруг раздались голоса.

Сейчас я ничего не помню, что я делал раньше… Хотя нет. Я даже внукам никогда об этом не говорю… Даже со своими детьми я не смог поделиться этим. Зачем рассказывать такие вещи, от которых даже кости болят? Я даже сыну не стал ничего говорить. Я должен страдать один, зачем страдать еще и детям? Я не хотел этого, но мой младший брат рассказал моему сыну, поэтому он знает. Я не улыбался. Даже сыну… До сих пор я не сказал сыну ни слова о том, как умирал его отец, как выжил для того, чтобы, выжили дети, как ходил с большой миской и, отыскав еду, кормил их. Я никогда не рассказывал об этом и не расскажу.