Чудо-мальчик - [23]

Мистер Питер Джексон раскрыл ладони. «Представь, что сюда упало яблоко. Что надо сделать, чтобы оно вернулось на свое прежнее место?»

Я вообразил спелое красное яблоко, лежащее на земле. Тем яблоком, упавшим на темную дорогу, был я сам. Я повторил про себя вопрос, заданный мне мистером Питером Джексоном: «Что надо сделать, чтобы это яблоко вернулось на свое прежнее место?»

«Если ты сможешь найти ответ на этот вопрос, — донесся до меня голос экстрасенса, — исчезнет удерживающая тебя в этом мире гравитация и ты в конце концов взлетишь в небо».

Вскоре после нашего разговора мистер Питер Джексон уехал обратно на Шри-Ланка, там, кажется, нашлись ребята, сохранившие воспоминания об одной или даже нескольких предыдущих жизнях. После его отъезда моя печаль отступила не сразу, хотя я и принял все его идеи, словно скопировав их.

Конечно, от мысли, что тело отца потеряно навсегда, мне было грустно, но когда я понял, что умерла и его душа, я не заплакал. Наоборот, узнав, что душ у человека бесконечно много, а тело всего одно, я стал еще больше тосковать по отцовскому телу, которое мог когда-то погладить, ущипнуть, пощекотать, запах которого мог почувствовать. Я понял, что единственным человеком, необходимым мне в этом мире, был мой отец.

Последний предмет из семи лучших, появившихся из ящика в ходе экспериментов

7. Когда мистер Питер Джексон уехал, по приказу полковника Квона следователь принес ящик с лежащими внутри предметами и мы возобновили эксперименты. Как обычно, я описывал не те лица, которые всплывали у меня в голове. Я пытался представить себе и обрисовать словами лица других людей. Например, лицо учителя начальной школы, куда я ходил в детстве, или лицо парня, жившего в соседнем доме, или тетушки, работавшей в салоне красоты в нашем районе; я пробовал искать в своей памяти запечатленные там образы разных людей и описывать их по мере того, как вспоминал.

Однако в этот раз, едва успев просунуть руку в ящик, я тут же нащупал предмет и не смог отвернуться от лица, возникшего перед моим мысленным взором. Именно из-за этого лица я совершил ошибку, когда со слезами на глазах спросил: «Этот человек тоже умер?» Я совершил ошибку, потому что, когда полковник Квон переспросил через динамик: «Что это означает?» — простодушно ответил: «Ведь до сих пор владельцы всех предметов были мертвы, поэтому я и спрашиваю: владелец этих часов тоже умер?» Черт, мой ответ позволил ему понять, что до настоящей минуты я обманывал его…

Той вещью, из-за которой дрожала рука, из-за которой ручьем лились слезы, чертовы слезы, эти проклятые слезы, были часы с выгравированной на них птицей Феникс, часы, которые я получил во время визита в президентский дворец Чхонвадэ.

Я не мог рассказать о том, что я видел

Местом, куда привел меня полковник Квон, оказалась комната для допросов. В ней находился мужчина, который, устало понурившись, сидел на стуле в одних трусах. Я забеспокоился, но это был не санитар. (Те часы, которые я подарил ему, использовались позже для выпуска почтовой марки в честь поездки Президента в Африку.) Даже когда мы вошли, мужчина не обратил на нас никакого внимания. Вместе с полковником Квоном я сел позади следователей.

Допрашиваемый был молодым певцом. «Я всего лишь пил макколи», — раздался в моей голове его голос. Следователи спросили у него о местонахождении преступника, разыскиваемого полицией. Певец с выражением лица, словно потерял свою душу, лишь покачал головой и ответил, что не знает такого человека и никогда не встречал его. «Я не знаю. Не знаю», — прочитал я его мысли. Услышав такой ответ, один из следователей, взяв лежавшую на столе граммофонную пластину, с силой ударил ею по голове певца.

Это была пластинка с его песнями. «Когда вышел первый альбом с моими песнями, я радовался просто до слез», — донесся до меня голос певца. Следователи снова спросили о преступнике, но ответ мужчины был прежним. Он повторил, что это совершенно незнакомый ему человек, а про себя подумал: «Не страшно, ведь я умираю от ударов своим первым сольным альбомом, не страшно».

Начав допрос сначала, следователи снова приказали, чтобы задержанный в течение десяти минут перечислил все, что он делал за последние два дня.

— Два дня тому назад был понедельник. Я открыл глаза примерно в семь часов тридцать минут утра. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал… — повторял он, будто заезженная пластинка.

Когда он уронил голову, я подумал, что он потерял сознание, но певец, сидя на стуле, просто дремал. Заметив это, полковник Квон в бешенстве закричал: «Приведите его в чувство!»

Следователи, подхватив мужчину под руки, приподняли его и потащили к ванной, стоявшей в углу комнаты. «Я проучу тебя!» — подумал один из них. Я решил, что урок будет заключаться в том, что они заставят его прийти в себя, погрузив лицом в холодную, как лед, воду, но лишь на секунду — не больше. Но они держали его голову под водой гораздо дольше, чем я предполагал. Следователи, словно хирурги, выполняющие сложную операцию, засучили рукава рубашек и, схватив его за голову, опустили ее в воду. «Не убивайте!» — разнесся вопль певца в моем сознании.