Чудо и чудовище - [3]

О бедности его свидетельствовала и заношенная, выгоревшая на солнце одежда, и босые ноги. На шее у него болтался амулет – камешек с дыркой, нанизанный на ремешок. С тех пор, как в детстве мать надела ему на шею этот оберег, он наверняка не знал других украшений.

Тот, кого видел перед собой Хариф, был высоким, крупным человеком, с широкими плечами и мощным загривком. Пусть с возрастом он несколько раздался, отяжелел, о нем можно было сказать, что он и теперь мужчина хоть куда. Но только не в данную минуту. Его седеющие волосы были всклокочены, и явно не от того, что его, как и Харифа, не ко времени разбудили. Создавалось впечатление, будто он рвал на себе волосы в приступе отчаяния. Глаза были воспалены, нос распух.

– Ты – Хариф-предсказатель? – Он говорил хрипло и тихо, но это устрашало сильнее крика.

– Ты сказал.

Хариф ничем не выдал, что угроза, таящаяся в вопросе возымела какое-то действие. Человек, научившийся владеть толпой, в первую очередь должен уметь владеть собой.

– И ты предрек, что ребенок, который у нас родится, будет править царством?

На сей раз угроза звучала явственней.

– Да, это так.

– Кто подучил тебя? Может, тебе заплатили люди Ксуфа, чтобы у царя был предлог напасть на Маон? Или ты решил, что князь расчувствуется, и на радостях осыплет тебя подарками?

Хариф искренне возмутился.

– Я никогда не вымогаю подарков. И никто не платит за мои предсказания. Я говорю лишь о том, что боги позволяют мне увидеть. Что я увидел, то сказал. Что я сказал – то сбудется.

Хариф достаточно хорошо овладел искусством убеждения. Но сейчас его красноречие привело к обратному результату.

– Ты видел? А это ты видел?

Тахаш хлопнул в ладоши. Откинулся занавес, скрывавший вход в соседние покои. Появилась женщина, державшая на руках какой-то сверток.

– Покажи, – приказал Тахаш.

Прислужница медленно, с явной неохотой развернула ткань. И ребенок, лежавший на ее руках, оказался выставлен на обозрение.

Хариф вздрогнул. Вряд ли какой-нибудь новорожденный младенец блещет красотой иначе, чем в глазах родителей. Но Хариф вынужден был признать, что никогда доселе не видел столь некрасивого ребенка. Да что там – безобразного. Слишком короткое тельце, слишком длинные и тонкие руки и ноги. Рыжеватый пух покрывал вытянутую голову. Нос и подбородок словно стремились друг к другу. Зелено-карие глаза напоминали о болотной тине. И что хуже всего – это была девочка.

– Ну! – теперь Тахаш кричал в полный голос. – Значит, эта тварь будет владеть царством?

Хариф не сразу сумел ответить – поначалу пришлось откашляться, так пересохло в горле.

– Так решили боги, – хрипло произнес он.

– Не прячься за богов, щенок! Это ты навлек на княжеский дом их проклятие! Из-за тебя, из-за твоих лживых пророчеств мы стали позором и посмешищем во всем Нире…

Хариф не отвечал. Безобразный ребенок на руках у няньки почему-то притягивал его взгляд. Девочка отчаянно барахталась, но не плакала, как подобает новорожденным. И глаза ее, жуткие, болотные глаза, были не такие, как у тех, кто только что появился на свет – ясные и как будто осмысленные. Хариф понимал, что это всего лишь наваждение, и все же…

– Глаз не можешь отвести? – выдохнул Тахаш. – Смотри, смотри же, изо всех сил смотри! Потому что больше тебе ни на кого смотреть не придется!

Он взмахнул рукой, и лапы телохранителей снова клещами впились в плечи Харифа, завернули ему локти назад.

И Хариф услышал:

– Ослепить его. И вывести из города. А если вернется – убить.

КНИГА ПЕРВАЯ ЛЮБИМИЦЫ БОГИНЬ

ДАЛЛА

Во многих краях нежеланных или уродливых детей убивали, а то и просто выбрасывали. В Маоне не было такого обычая. Но если бы Тахаш вздумал тем или иным способом избавиться от маленького уродца, никто из подданных его бы не осудил. Тахаш был слишком потрясен и недостаточно хитер, чтобы скрыть случившееся, и вскоре весь город узнал о несчастье, постигшем княжескую чету. К чести жителей Маона надо сказать, что злорадствующих среди них не нашлось. И один за другим стали раздаваться голоса, утверждавшие, что ребенка надо уничтожить. Да и не ребенок это вовсе. Не могли Тахаш и Адина совершить столь страшных грехов, чтобы боги их так покарали! Это подлинный злой дух, ночной демон!

Однако Тахашу следовало совершить это сразу же, до того, как Адина узнала, что младенец жив, и успела подержать его на руках. Теперь же, чувствуя, к чему склоняется ее супруг, она прижимала ребенка к груди и умоляла не трогать девочку. Ее мольбы возымели свое действие. Как ни прост был Тахаш, он понимал, что больше детей у них с Адиной не будет. Да и предсказание Харифа странным образом засело у него в памяти. Кстати, сорвав злобу на несчастном прорицателе, Тахаш, вероятно, сберег немало жизней, ибо в противном случае он принялся бы искать других виновников и среди повитух, лекарей, слуг и обычных горожан, безусловно, нашлись бы колдуны и ведьмы, сглазившие плод во чреве матери. Теперь же он не стал предпринимать ничего, и как раньше, решил положиться на судьбу.

Ни к чему хорошему это решение не привело. Сам Тахаш отказывался видеть дочь. Слуги роптали, не явно, конечно, но между собой высказывались,, что подменыша следовало бы сжечь заживо. Кормилица – та прямо заявляла, что от взгляда чудовища у нее пропадает молоко. Адина же была не в тех летах, чтобы кормить грудью. Поэтому пришлось вскармливать младенца козьим молоком из рожка. Кормила обычно сама Адина, но зачастую от сдерживаемых рыданий у нее тряслись руки, и рожок принимала Бероя, преданная служанка, еще до рождения ребенка предназначенная в няньки.