Чудо - [73]

. Намекает ли он всем собравшимся на то, что утверждение О’Доннеллов ошибочно? Может быть, у Либ нашелся по крайней мере один сторонник среди этих людей. Несмотря на то что он друг семьи, как она вспомнила, именно мистер Таддеус убедил комитет организовать тщательное расследование. Пухлое лицо священника скривилось, словно он понял, что сказал лишнее.

Раскрасневшийся Джон Флинн подался вперед, указывая на него:

– Вы не достойны даже застегнуть ее маленькие туфельки!

«Большие ботинки», мысленно поправила его Либ. Ноги Анны давно опухли так сильно, что она влезала только в ботинки умершего брата. Для этих людей девочка была символом, у нее больше не было тела.

Либ надо было воспользоваться этим критическим моментом.

– Я хочу сообщить вам, джентльмены, нечто очень важное и неотложное и надеюсь, это извинит мое появление здесь без приглашения. – Она не смотрела в сторону Розалин О’Доннелл, боясь потерять самообладание под прицелом ее злобного взгляда. – Я обнаружила, каким образом ребенка…

Скрип. Дверь комнаты распахнулась, потом почти захлопнулась снова, словно впустив привидение. Затем в проеме показалась черная фигура, и в комнату, пятясь, вошла сестра Майкл, таща за собой кресло-каталку.

Либ потеряла дар речи. Да, она уговаривала монахиню прийти. Но с Анной?

Худенькая девочка, закутанная в одеяла, косо лежала в кресле баронета. Голова ее была как-то странно вывернута, но глаза были открыты.

– Папочка… – пробормотала она. – Мамочка… Миссис Либ… Мистер Таддеус…

У Малахии О’Доннела были мокрые щеки.

– Дитя, – произнес мистер Таддеус, – нам сказали, ты больна.

– Мне очень хорошо, – тоненьким голоском пролепетала Анна.

Либ сразу поняла, что не сможет рассказать им про «манну». Не здесь, не сейчас. Ведь она собиралась повторить им слова ребенка. Розалин О’Доннелл начнет вопить, что англичанка по злобе сочинила всю нечестивую историю. Члены комитета обратятся к Анне с требованием узнать, правда ли это. И что потом? Слишком рискованно заставлять девочку выбирать между сиделкой и Розалин. Какой ребенок не встанет на сторону собственной матери? Кроме того, это будет чрезмерно жестоко.

Изменив тактику, Либ кивнула монахине и подошла к креслу-каталке:

– Добрый вечер, Анна.

Девочка чуть улыбнулась в ответ:

– Можно мне снять одеяла, чтобы эти джентльмены смогли лучше тебя рассмотреть?

Еле заметный кивок. Хрипит, ловит ртом воздух.

Либ развернула ребенка, потом пододвинула кресло ближе к столу, чтобы свеча осветила ее белую ночную рубашку. Чтобы комитет увидел гротескную диспропорцию ее фигуры – руки и голени гиганта, приставленные к костяку эльфа. Запавшие глаза, слабость, лихорадочный румянец, голубоватые пальцы, странные отметины на лодыжках и шее. Жалкое тело Анны было более наглядным доказательством, чем любое, которое могла бы представить Либ.

– Джентльмены, мы с моей напарницей стали свидетелями медленного угасания ребенка. Две недели были выбраны произвольно, не так ли? Очень прошу прекратить надзор сегодня же и направить все усилия на спасение жизни Анны.

Долгие несколько мгновений все молчали. Либ наблюдала за Макбрэрти. Похоже, вера в его теорию была поколеблена – сухие губы дрожали.

– Полагаю, мы увидели достаточно, – сказал сэр Отуэй Блэкетт.

– Да, можете сейчас отвезти Анну домой, сестра, – проговорил Макбрэрти.

Кроткая, как всегда, монахиня кивнула и выкатила кресло из комнаты. О’Флаэрти вскочил, чтобы придержать для них дверь.

– Вы тоже можете уходить, мистер и миссис О’Доннелл.

У Розалин был негодующий вид, но она вышла вместе с Малахией.

– И миссис Райт… – Мистер Таддеус жестом пригласил Либ выйти.

– Не раньше, чем закончится это собрание, – заявила она сквозь стиснутые зубы.

За О’Доннеллами закрылась дверь.

– Уверен, все мы сходимся на необходимости прояснить вопрос, прежде чем отклоняться от согласованного порядка действий и прекратить надзор? – спросил баронет.

За столом послышалось хмыканье и бормотание.

– Полагаю, осталась всего пара дней, – сказал Райан.

Присутствующие закивали.

Они не предполагают, что до воскресенья остается три дня, так что надзор можно прекратить прямо сейчас, в оцепенении подумала Либ. Они предполагают продлить его до воскресенья. Они что, не видели ребенка?

Баронет и Флинн бормотали что-то бессвязное о процедуре и бремени доказательства.

– В конце концов, надзор – единственный способ раз и навсегда выяснить правду, – напомнил комитету Макбрэрти. – Во имя науки, во имя человечества…

Либ не могла больше этого выносить. Повысив голос, она указала на доктора:

– Вас вычеркнут из медицинского реестра. – Она блефовала, не имея понятия, каким образом врачу запрещают практику. – А вы все – вашу халатность можно считать преступной. Неспособность обеспечить ребенка необходимым для жизни, – импровизировала она, переводя обвиняющий перст с одного мужчины на другого. – Тайный сговор в целях извращения хода правосудия. Подталкивание к самоубийству.

– Мэм! – пролаял баронет. – Позвольте напомнить, что вас наняли для весьма важных ежедневных наблюдений на оговоренный двухнедельный период. Ваше окончательное суждение по поводу того, принимала ли девочка пищу, потребуется от вас в воскресенье.