Чудо человека и другие рассказы - [2]

То был первый рассказ, посланный Андреем в редакцию. А вообще-то, вспоминает он, «сколько себя помню, я всегда что-нибудь сочинял». Приведенную выше цитату из рассказа — в отредактированном, естественно, виде — вы можете найти в «Аппендиксе»; она — единственный пока для меня реальный след того рассказа, хотя в нем было и иное кое-что — не устаревшее и сегодня… Сравнение же этих первых двух рассказов с необычайной наглядностью говорит о быстроте, с которой школьник Андрей Балабуха избавлялся от упомянутой выше прямолинейности в разработке своих замыслов.

Правда, этот школьник — едва ли не с отроческих лет! — регулярно посещал компанию профессионалов-фантастов, собиравшихся в те годы в Ленинграде в клубе журнала «Звезда»…

…Через несколько лет, в шестьдесят девятом, состоялось наше очное знакомство.

Крепкий, широкоплечий молодой человек, без намека — эт-уж точно! — на нынешнее импозантное брюшко, с крупным, выразительным лицом, с интеллигентными («парнем» не назовешь, эт-уж точно) манерами петербуржца, причем не в первом поколении.

Уверенный в себе (до самоуверенности…), весьма общительный, со всеми и везде знакомый, знающий едва ли не все обо всем, — я многажды в дальнейшем убеждался в совершенно неистощимой и всеадресной его любознательности и абсолютной (хотя ныне он изволит в этом сомневаться — однако ж покамест не верю я ему!) памяти.

Разница в возрасте — всего неполный десяток лет — постепенно сошла между нами на нет за эти годы, тем паче, что и в плане чисто житейском он тоже явно «рожден был хватом». В разумном и добром, естественно, понимании…

Как мало кто из моих знакомых, умел он — и посейчас умеет — обжить занимаемое пространство, устроиться с максимумом созданных им самим удобств — и я, не скрою, всегда с удовольствием селился и селюсь вместе с ним. В Москве ли, в семьдесят шестом, в обшарпанной донельзя, но зато и просторной комнате общежития Литинститута, на Первом Всесоюзном семинаре писателей-фантастов (о котором, странное дело, почти не вспоминают… а между тем участниками его были и Ольга Ларионова, и Геннадий Прашкевич, и Борис Штерн, и Виталий Бабенко. И совсем юный тогда Слава Рыбаков, и еще многие, чьи имена сегодня на слуху у любителей фантастики; мощный был семинар — эт-уж опять-таки точно!); в Николаеве ли, на Первых Ефремовских чтениях восемьдесят восьмого года. В очень пожилой, но хранящей следы былой респектабельности гостинице, где наш уютный (стараниями Андрея) двухместный номер чаще кого бы то ни было навещал душа этих чтений Анатолий Федорович Бритиков; или в Николаевской же глубинке, в пансионате под Коблевом, на берегу моря, где в восемьдесят девятом во время первого (и по всему видать, последнего) Соцкона мы хотя и бедствовали в течение нескольких дней по причине полного отсутствия воды, но куда менее других, в том числе и самых маститых отечественных и зарубежных фантастов, ибо — по наводке Андрея же — своевременно умыкнули полнехонький трехведерный бак из-под уличной трубы водопровода, в придачу к коему закупили оптом еще и ящик минералки; да и во многих других местах — признаюсь — нам было хорошо! В том числе — и благодаря презренным сим удобствам, кои позволяли (вот ведь в чем штука!) и чай изготовить, и кофе, и прочее иное — чтобы собрать в данном (лишь единицу времени назад — пустом и неприглядном даже) пространстве уютную компанию, за столом которой, и вновь эт-уж точно, «никто у нас не лишний» — «и старики, и молодежь», как пелось в одной популярной некогда песенке. А раз и те, и другие — какую же вам еще избрать методу общения, чтобы и стариков порасспросить, и опыта поднабраться, и не заскучать притом?

Благодаря Андрею, его напористой общительности, успел побывать и я, неискоренимо — вследствие натуры — застенчивый провинциал, у тех, кого иначе и не застал бы. В Ленинграде — у Владимира Ивановича Дмитревского, Александра Александровича Меерова, у «Деда» — Ильи Иосифовича Варшавского, светлая всем им память… И на заседаниях знаменитой ленинградской секции фантастической и научно-художественной литературы, на обсуждениях рукописи «Отеля…» братьев Стругацких, или нового — тогда — романа Меерова «Право вето», или малопонятной и потому особенно привлекательной гипотезы живого еще тогда Н. А. Козырева… — А уж на квартире у Андрея… столь же, в моем представлении, общедоступной, как и любой его или наш гостиничный «полулюкс» или «совсем не люкс»… с кем только я не перезнакомился за эти годы! В том числе — и с несколькими поколениями «молодых», каждому из которых так хотелось — да не всегда удавалось — хоть чем-то помочь на предстоящем тернистом пути…

В «Маленьком полустанке в ночи» — одном из четырех рассказов, спаянных в единый блок мечтою о нераскрытых резервах человеческого организма и, главное, мозга, — выведен среди других персонажей Озол — литератор-фантаст, «человек простой, необразованный».

«Я дилетант, — декларирует он. — В лучшем, но, увы, утерянном значении этого слова. Ведь что такое дилетант в исконном смысле? Противоположность специалисту. Специалист знает все в своей области и чуть-чуть в остальных; дилетант же, не имея специальных познаний ни в одной области, имеет представление обо всех».