Чудо-2018, или Как Путин спас Россию - [25]

– Я уже все понял, чего ты меня держишь?

Постоял, оглянулся на здание.

– Хорошо. Я еще вернусь. А пока иди домой, а я съезжу кое-куда.

– Не надо!

– Надо!

Семенов поехал на завод. Проникнуть туда ему было просто: он не сдал пропускную карточку. Приложил ее к турникету, вахтер взмахнул руками, что-то крикнул, но Семенов был уже за дверью проходной, шел по двору, направляясь к управленческому зданию.

Директора на месте не оказалось.

– В область поехал, – спокойно соврала Альбина.

– Ясно. А заявление мое он подписал?

– Сразу же. И приказ уже есть.

– Понятно. Заявление можно посмотреть?

– Зачем?

– Бухгалтерия требует. Чтобы знать, с какого числа меня рассчитывать. А я не помню.

Альбина порылась в папках, протянула листок.

Но, когда Семенов взял его, спохватилась:

– Постойте-ка! Зачем вам заявление, вам приказ нужен! От приказа считается! Вы чего хотите сделать? Прекратите!

Но было поздно, Семенов уже рвал заявление. Рвал аккуратно, на равновеликие прямоугольники. Ссыпал в корзину для бумаг, стоявшую у стола, и весело сказал ей (Альбине, а не корзине – впрочем, и корзине отчасти тоже, как воплощению мертвого канцелярского духа):

– Вот так!

– Приказ все равно есть!

– А на каком основании? Заявления нет и быть не может! Я увольняться не собираюсь! Пусть сам уволит, а я посмотрю, как у него это получится!

И Семенов отправился на склад, взял у Мишани свои тетради, попенял ему за отсутствие новых записей, а тут как раз началась отгрузка очередной партии. Андрей Петрович работал бодро, поторапливал грузчиков, наставлял, как обращаться с банками, чтобы металлические не мялись, а стеклянные не бились. Мишаня весело помогал ему, не спрашивая, как получилось, что Семенов вернулся на склад. Он без Андрея Петровича сразу же увяз в простом с виду деле размещения и хранения продукции. Казалось бы, тут и думать не о чем: тушенку ставь к тушенке, гречневую кашу к гречневой каше. Но как быть, если стеллажи с тушенкой забиты под самый потолок, а рядом нет места? Мечешься, находишь свободные полки в углу, ставишь там банки, не помещаются, впопыхах громоздишь пирамиду возле этих полок, а тут уже новая партия – какие-нибудь овощи, а где у нас овощи, и почему так много банок оказалось на полу, пройти мешают, сыплются… Семенов за час навел порядок, все оказалось на своих местах, которых, как выяснилось, достаточно, и на полу ничего не осталось.

Приходили работники из цехов – посмотреть. Никто уже не злорадствовал, не смеялся. Видели серьезное, озабоченное делом лицо Семенова, наблюдали за его сноровистыми действиями, о чем-то думали и уходили, продолжая думать.

Тут позвонили по заводскому телефону.

Мишаня взял трубку, послушал, протянул Андрею Петровичу.

– Вас.

– Слушаю! – с деловитой приветливостью отозвался Семенов.

– Ты чем там занимаешься? – спросил голос Сухарева.

– Работаю.

– Не дури, Андрей Петрович! Может, мы оба погорячились, не спорю. Но ведь сам понимаешь, резонанс пошел, как бы я выглядел, если бы оставил без последствий? Ты вот что, давай иди как бы в отпуск, оплатим, не беспокойся. А через месяц вернешься.

– Отпуск у меня был в июне, спасибо. А приказ ваш считаю незаконным. Или вы его отмените, или я буду решать через суд.

– Андрей Петрович, это ты? – усомнился Сухарев. – Ты не выпил часом?

– Абсолютно нет, приходите, убедитесь!

Сухарев, положив трубку, принялся размышлять. С одной стороны, понятно, у Семенова что-то вроде истерики в производственной форме. С другой, весь завод, вся городская власть увидит, что директор не смог справиться с кладовщиком. Это нехорошо, неправильно. Значит, придется принять превентивные меры.

Слово «превентивные» Сухарев понимал по-своему. Он услышал его давно, еще в молодости, и ему показалось, что корень там – «винтить». То есть – привинтивные меры, привинчивающие и завинчивающие.

Свинтить придется Семенова, нет другого выхода.

И он позвонил в отдел охраны.

На заводе как раз заканчивалась смена. Работники, группами направляясь к выходу из цеха, увидели странную картину: двое охранников ведут Семенова, заломив ему руку за спину, отчего тот согнулся в три погибели, а снизу слышится:

– Отпустите, дураки, сам пойду!

Ветеран завода Топоров, мужчина степенный и обычно молчаливый, подошел и сказал:

– Чего вы, в самом деле? Нельзя по-человечески?

– Гуляй, отец! – ответил один из охранников. – Не твое дело!

– Завод мой, и дело мое! – не согласился Топоров. – Отпусти, сказано, ты ему руку вывихнешь!

И тут охранник толкнул Топорова, в чем не было необходимости, потому что ветеран стоял не на пути, а сбоку. Толкнул неудачно, Топоров обо что-то запнулся и упал. На беду, неподалеку был его племянник Костя, малый дюжий, который всегда был рад поводу размяться. Он схватил обидчика за грудки одной рукою, оторвал его от Семенова и отвесил такую плюху, что охранник отлетел на три шага и грохнулся на бетонный пол. Второй охранник растерянно стоял, не зная, что делать. Вокруг собрались люди.

– Нам приказали… – начал оправдываться второй охранник.

– Что вам приказали? – сурово спросил Топоров, уже вставший и отряхивавший одежду. – Над людьми измываться приказали? Тут вам не это… – он подыскивал сравнение, но не нашел.