Чудесное лето - [23]

Маленький крокодил поднял голову, и Игорю показалось, что он тихо-тихо пискнул в ответ: «Хорошо. Я согласен…»

Медленно покачиваясь, возвращался дядя Вася в свою лесную сторожку, нагруженный, как мул, хлебом, овощами, пакетами с рисом и овсянкой и подобранными у тростников дикими грушами. У колодца он обернулся: сзади кто-то вежливо вздохнул, словно хотел сказать:

– Обернитесь, пожалуйста…

Из тростниковых джунглей вышла на тропинку тощая долговязая собака из той незнатной породы, у которой хвост крендельком, а уши варениками. Человек остановился, пес тоже. Он внимательно, опытным глазом бродяги осмотрел пожитки дяди Васи, его выгоревшую на солнце куртку, его лицо, и когда тот снова стал подыматься в гору, пес решительно пошел за ним, точно дядя Вася был его дедушкой, с которым он встретился после многолетней разлуки.

Его решение было нетрудно понять:

Нездешний… Не фермер, фермеры овощей из города не носят… Мяса не принес, но пустой желудок можно и супом с хлебом наполнить. Незлой, скорее добрый, стало быть, не прогонит. Из той породы людей, которые каждый год наезжают со всех сторон в Прованс, чтобы валяться на песке у моря и слоняться с места на место. Вроде бродячих собак…

Пес не ошибся, дядя Вася его не прогнал и у дверей сторожки исполнил первый долг гостеприимства: дал ему в жестянке из-под сардинок холодной колодезной воды. Жестянка была гораздо меньше собачьей жажды, но человек терпеливо подливал воду, пока пес, из вежливости омочив последний раз язык, не взглянул на него благодарными глазами:

– Спасибо.

И улегся у дверей, будто он всю жизнь здесь прожил.

– Игорь! – закричал дядя Вася. – Где ты? Я нового квартиранта привел.

– Ау! – голова мальчика мелькнула среди кустов, и через минуту детские глаза удивленно рассматривали тощего пса.

– Какой он худой!.. Будто голодающий факир. Где ты его, дядя Вася, нашел?

– Нигде не нашел. Увязался за мной. Идет и идет. Так вот и пришли…

Дядя Вася и Игорь сидели, болтая ногами, на постели в сторожке. Пес у порога – снаружи. Он, конечно, постарался им объяснить, как умел, что он совсем не хочет есть, что пошел за человеком только потому, что тот ему понравился… Осторожно, словно невзначай, перенес он переднюю лапу за порог… Но дядя Вася очень любил собак и очень не любил блох, – глаза их встретились, и пес понял, что пообедать и на дворе можно. Дядя Вася размочил сухой хлеб в разбавленном водой скисшем молоке (не бежать же на соседнюю ферму за сливками!). Пес съел. Он был очень голоден – впалые бока, чуть-чуть торопливые глотки… Но не чавкал, старался есть медленно, с достоинством, как не всегда едят даже сытые мальчики.

– Он будет у нас жить? – тихо спросил Игорь.

– Не похоже. Такого не так легко приручить…

Мальчик протянул было руку к шершавой голове зверя, но тот недоверчиво отодвинулся. И виновато завилял хвостом: «Извини, пожалуйста, но я к нежностям не привык… А вот съел бы еще что-нибудь с удовольствием…»

Дядя Вася сварил на примусе рисовый суп с томатами. Блюдо не совсем подходящее, но разве у него собачья кухмистерская[33]?..

Они честно поделили между собой суп, а на закуску Игорь дал псу бумагу из-под масла, которую тот, жмуря глаза от удовольствия, старательно облизал, – так облизал, что бумажка совсем прозрачной стала. От вина отказался. Даже обиделся, как, впрочем, собаки всегда обижаются, если человек им что-нибудь несуразное предложит… И в самом деле: предложи вам кто-нибудь после ужина копировальных чернил, разве вы не обиделись бы?..

Из виноградника выполз с киркой старичок Сангинетти, хозяин фермы, лежавшей у холма, маленький, похожий на хитрую ящерицу, человечек. Посмотрел на лежавшую у порога собаку, почмокал плохо выбритой губой и сказал:

– Ваш пес?.. Не ваш? Здесь ни у кого такого нет, – уж я знаю… Не люблю ни кошек, ни собак! Кошки – воровки, собаки кусаются. Вот вы ее накормили, а она вам за это, хи-хи, брюки порвет…

«Вздор какой! – подумал Игорь. – Какая собака обидит человека, который ее напоил, накормил и у своего порога приветил?..»

Псу тоже не понравился сухой, похожий на шорох выцветших листьев кукурузы голос старичка. Он толкнул дядю Васю носом в колени, вильнул дважды хвостом (ужин был неважный, особенно вилять не стоило) и, презрительно обогнув старого клеветника, исчез за холмом в кустах можжевельника. Сыт, день тихий и теплый, – а что завтра будет, об этом только люди думают…

Глава X Цикады

После купания дядя Вася забирался обыкновенно в дюны и принимал солнечные ванны. Голову закрывал широкой, как лопух, африканской соломенной шляпой. И ложился под можжевельником так, чтоб еще тень ему на голову падала: очень он своей головой дорожил. А все прочее пеклось на средиземном солнце, как каштаны в жаровне… Для того же, чтоб кожа не лопалась, чтобы ожогов и пузырей не было, дядя Вася смазывал себя прованским маслом. И лежал, весь блестящий, будто гигантский желтый перец, который в местечке за почтой продавали. Иногда еще обсыпал себя из ладони мелкой косой струей песка и становился тогда матовым, как наждачная бумага.

Игорю долго лежать надоедало. Песок в волосах, в ушах, на языке. Снизу печет, сверху жарит. И потом все мухи и оводы, которые на дядю Васю не садились, потому что он был смазан маслом, как сумасшедшие приставали к Игорю. Машет он, машет сосновой веткой, пока в плече не заломит. Вскочит, встряхнется, напялит на себя уже просохшие купальные трусики и пойдет к себе вдоль камышовой гряды на горку цикад слушать.