Чудесное. Ангел мой. Я из провинции (сборник) - [10]

…Работать бабушкой интереснее, чем профессором! И нужнее.

Посидела сначала с Аришей пару часов, потом с Маратиком.

Олеся купала Маратика – он смотрел-смотрел на меня и сказал «Ба!»

…И хорошее, и плохое – все это происходит часто неожиданно. Неожиданно пришли дети. А у нас даже и хлеба не было. Ильдар сбегал в магазин. Я быстро приготовила картошку с хорошей деревенской тушенкой, которая больше походила на мягкое мясо, а не на тушенку.

И ощущение счастья от прихода детей появилось позже, когда они уже ушли. А в тот момент, когда и надо было наслаждаться счастьем, – только волнение, только неожиданность, только приготовление к счастью.

…Так ждала сегодня детей! Обещали принести Маратика. Я даже приготовила вчера курицу, чтобы покормить всех обедом. Купила малышу пирамидку. Промыла ее и просушила.

Но они не пришли. У малыша режутся зубки, плохо спал.

А днем зазвонил телефон. Мама взяла трубку – там Олеся. У нее тоже зазвонил телефон.

Но самое интересное – никто, ни мама, ни Олеся – номер не набирали, вообще не звонили. Просто телефоны непостижимым образом соединились друг с другом.

Я думаю – это и есть Судьба, от которой не уйти. Никакой свободы выбора не существует. Просто событие может произойти чуть-чуть по-иному. Наша встреча все-таки состоялась – пусть и не совсем так, как ожидалось.

Чудесный летний день сегодня. Я провела этот день с малышом. И хоть он, конечно, плакал и кричал без мамы, – но он настолько уже настоящий ребенок, который умеет сидеть, кушать с ложечки пюре, жевать корочку хлеба, держать ручками бутылочку с водой, что с ним стало гораздо легче управляться.

И столько во мне появилось неожиданной энергии, что вечером я даже написала ворох рецензий для «Гуманитарного вектора»! Это самая тяжелая часть рецензий – для аспирантов. Им приходится писать по две рецензии – от себя как редактора и от себя как научного руководителя. В этом номере три моих аспиранта и один соискатель.

Теперь осталась основная масса авторов. Там свои трудности – надо вникать в суть их работ, а это отнимает время.

Утром закончила писать рецензии! Ура! И вот – не успела написать эти слова, как получила письмо, что необходимо еще написать рецензии на статьи по востоковедению… Вот даже порадоваться как следует не дадут.

Зато вторую половину дня провела с ребенком. Со своим славным, милым, дорогим, любимым малышом! И он опять сказал мне «Ба»! Я даже немного поплескала его в ванне.

Господи, как я хочу, чтоб он был счастлив!

Мы, взрослые, мы сами отрицательно воздействуем на детей – и потом ворчим, какая молодежь плохая… Вот сейчас просто эпидемия отъездов из города началась. А инициируют взрослые – буквально заставляют детей уезжать.

Ну, трудно здесь жить. Лето скупое. Весна холодная. Я вот, например, весь год жду, когда прилетят стрижи, когда зацветут яблони и черемуха. И это все проходит так быстро! И я опять жду и жду. Но зато – какая волшебная, какая долгожданная весна! А если лето всегда, если летние птицы всегда, если цветы всегда… Чего еще-то ждать от жизни?

Пришли сегодня дети. Олеся несла Маратика, Павлик шел сам, а Ильдар нес коробки с моими книгами («Живой литературный текст»; «История языка – история текста»). И в самое первое мгновение я испугалась, что книжки мои никуда не годятся, что они получились слабые. И я никак не могла их рассмотреть, потому что на руках у меня был Маратик, а родители его и Павлик ушли в кино.

И уже только вечером я, наконец, смогла их полистать. И они стали нравиться мне все больше и больше!

…Печально думаю о том, что из Забайкалья уезжает молодежь. Вот и наши дети увеличат процент уехавших… Каждый год – примерно по две тысячи человек. А в прошлом году – около девяти тысяч. Еще совсем недавно я думала, что все эти отъезды – это ужасно, потому что надо жить и работать в провинции. Но теперь я отчетливо понимаю – нет в нашей стране никакого развития государства. Я далеко не сталинист. Но ведь Сталин осваивал незаселенные земли, расселял народы, давал им жилье. Ну, да – репрессии… Черная сторона сталинизма.

Но сейчас-то ни наш край, никакой другой, ни вся страна в целом – не нужны нашим правителям. Сейчас – сплошные перманентные репрессии. Это и неуважение к прошлому, и неуважение к старшему поколению, и неуважение к учителям и врачам.

Здесь, в провинции, нечего делать, потому что здесь нет роста самого края. И никакие одиночки-энтузиасты не в силах изменить ситуацию. И никакая революция не повернет страну в нужное русло.

Мы загубили все.

Если раньше молодежь ехала на стройки, осваивала новые земли – то теперь молодые люди просто ищут, где лучше и спокойнее жить для себя. И это мы, взрослые, своими руками сделали так, как оно теперь есть.

…Утром приносили Маратика. Ему уже семь месяцев. Я думаю, если бы мы виделись с ним чаше и дольше, – давно бы привыкли друг к другу и хорошо бы друг друга понимали.

Но даже и сегодня – я шутливо спрашиваю его, трогая за ножку: «Чья это ножка? Твоя?» Он опустил глазки, посмотрел на свою ножку и пропел громко: «Да-а-а!»

…Пришли вечером дети. Поужинали вместе. Время катится вперед. Осталось едва ли не две недели до их отъезда.