Чудеса специальным рейсом - [3]

Шрифт
Интервал

– Пусти-и-и! – тихо скулила Манюня. – Пусти, пожалуйста! – шепотом умоляла она.

– Стой, где стоишь! Пушкинистка! – ворчал Фима, ухватив жену за щиколотки.

Манюня с ужасом думала, что вот она, уже не очень молодая женщина, фармацевт, мать двоих детей, дочь таких приличных родителей, внучка замдиректора базы галантерейных товаров, племянница раввина Черновицкой синагоги, висит тут, в Ленинграде, на чужом подоконнике! Торчит тут боком в раме окна, как портрет Лопухиной, и сейчас ее заберут в милицию…

Где-то посигналила машина. Голуби шумно метнулись с парапета набережной на крыши домов. Манюня не удержалась, и Фима, забыв про радикулит, еле успел ее поймать.

– Там… там… – захлебывалась Манюня, – люди там живут!

– В музее?! – удивился Фима и находчиво предположил: – Может, потомки?

Манюня согнулась пополам и, хватаясь руками за живот, засмеялась. Она смеялась и смеялась. Долго. Пока не начала плакать. А потом плакала, плакала и плакала…

…Ночью в поезде Манюне приснился Пушкин. Он шел ей навстречу по набережной, в крылатке, раскинув руки; он шел и кричал:

– Прощай! Прощай, душа моя!

Прощай, душа моя, Манюня!..

Рассказы про Федю Аиоани

Зоопарк

Один человек жил на земле. Давно. По фамилии Аиоани. Я не вру. А-и-о-а-н-и. Песня, а не фамилия. Песня! А звали его просто Федя. Федя Аиоани. И был похож он на святого Януария. И внешне – как я себе его представляла – и по характеру.

Федя устроился на работу в зоопарк: кормить зверей, убирать клетки и вольеры. Высокий, тощий, с отрешенным ангельским взором, он лучился такой добротой и нежностью ко всем живущим в зоопарке, что те из них, кто жил не в клетках, не в вольерах, не в заграждениях, все, кто имел лазейки в заборах, дыры в сетках – таскались, бегали, слонялись, мотались и ковыляли за ним по зоопарку целый день: три пеликана, пингвин, старый облысевший кот Мурза, такса Боинг и несколько цесарок-идиоток. На них если крикнуть погромче – они валились в обморок. И лежали, делали вид, что их тут уж давно нет – померли. Федя их в корзинку собирал, как грибы, и нес в вольер. Там уже цесарки в себя приходили, отряхивались, потом опять дырку в загородке находили – и ну бегом Федю по зоопарку догонять.

Конечно, многие пользовались Фединой добротой. Слон, например, лазил хоботом по его карманам, тырил мелочь и ключи на потеху ротозеям. Федя бегал за слоном, растерянный, жалкий, встрепанный. А слон мотал ушами и трубил победоносно. Правда, потом ключи отдавал в обмен на булку. А вот обезьяны – это наглое племя – прямо на голову Феде садились: дразнились, отнимали еду и верхнюю одежду. Например, кепку. А Федя без кепки не мог – голова мерзла. Приходилось покупать новую. И за те два неполных года, что Федя проработал в зоопарке, практически каждая взрослая особь мужского пола в обезьяннике имела свою личную кепку. Но это они так по-своему любили Федю Аиоани. Уж как умели… Они даже делали ему груминг – искали блох в волосах.

А уж птицы как его обожали, Федю! Завидев его, попугаи орали ласково: «Федя! Федя! Федя – дурак!» А канарейки выводили: «А-и-о-а-н-и… А-и-о-а-н-и…»

Но выгнали Федю из-за енота.

В зоопарке жил енот-полоскун Димитрий. Милый, трогательный такой. Все экскурсии к нему водили. И вот зачем. Экскурсовод протягивал Димитрию печеньице – мол, на, перекуси, Димитрий. Енот хвать доверчиво печеньице – и бегом к миске с водой мыть-стирать; у этих енотов мода такая – всю свою еду стирать. И так он его моет, так полощет в миске, так старается, пыхтит от усердия, что печеньице размокает, тает и растворяется в воде. И в результате Димитрий ладошку свою оближет недоуменно и обиженно, сначала в ручку себе уставится, потом на экскурсовода взгляд укоризненный переведет: что ж ты?..

Экскурсанты заходились от смеха, а вот Федя страдал ужасно, сердце обрывалось. Он уже Димитрию и мышей ловил, и галеты твердые покупал, чтоб не все размокало при стирке. Но эти экскурсии выносить не мог. И вот однажды, когда к еноту-полоскуну повели завотделом исполкома Багратого Егора Петровича в шляпе, Федя не выдержал, вошел в павильон, где Димитрий жил в угловой клетке, и, когда завотделом, угостивший енота печеньицем, слезы от смеха вытирал, глядя, как Димитрий, обиженный, ручку свою пустую облизывает, Федя взял да и снял с Багратого шляпу, аккуратно так, чтоб тому тоже обидно стало, как Димитрию. И обезьянам отдал. И самый большой самец шляпу Багратого тут же на себя нахлобучил. У него не отберешь…

Скандал был страшный. До суда дело дошло. Ну и выгнали Федю. Конечно! Он решил добиться хорошего отношения людей к животным в отдельно взятом зоопарке. Так не бывает, Федя! Так не бывает.

Потом он в зоопарк посетителем приходил. И все знали, что Федя пришел, потому что птицы начинали петь: «А-и-о-а-н-и… А-и-о-а-н-и…» Слон трубил. Цесарки от счастья сознание теряли.

Только он редко туда приходил, потому что учился водить троллейбус…

Троллейбус

Наконец Федю Аиоани выпустили на маршрут. Федя так ждал этого дня! Думал: что скажет, как поздоровается, какие разные люди к нему в троллейбус сядут… И что досадно – оказалось, что Федины ожидания совсем не оправдались. Люди были одинаковыми: толкались, кричали, грубили друг другу. Мужчины сидели, уткнувшись в газеты или в окно, женщины стояли, визгливо бранясь между собой и с сидящими мужчинами. Короче, портили себе и другим жизнь прямо с утра, несмотря на то, что эта жизнь вообще очень короткая. Федя честно предупреждал:


Еще от автора Марианна Борисовна Гончарова
Тупо в синем и в кедах

Многие из тех, кому повезло раньше вас прочесть эту удивительную повесть Марианны Гончаровой о Лизе Бернадской, говорят, что не раз всплакнули над ней. Но это не были слезы жалости, хотя жизнь к Лизе и в самом деле не всегда справедлива. Скорее всего, это те очистительные слезы, которые случаются от счастья взаимопонимания, сочувствия, нежности, любви. В душе Лизы такая теплая магия, такая истинная открытость и дружелюбие, что за время своей борьбы с недугом она меняет жизнь всех, кто ее окружает. Есть в повести, конечно, и первая любовь, и ревность, и зависть подруг, и интриги, и вдруг вспыхивающее в юных душах счастливейшее чувство свободы. Но не только слезы, а еще и неудержимый смех вызывает у читателей проза Гончаровой.


Папа, я проснулась!

Сюжеты Марианны Гончаровой, со всеми их нелепостями, случайностями и невероятным обаянием, выхвачены из воздуха, из садов и полей, из улиц и переулков небольшого городка. Герои – вроде бы самые обычные люди: вот интеллигентный и немного застенчивый дантист, вот влюбленная юная красавица, вот веселые попутчики, вот отважные воздухоплаватели, вот особенные дети, знающие и понимающие гораздо больше, чем мы предполагаем, вот рыцари и пасечники, неугомонные жулики и волшебники. Истории их жизни рассказаны с неизменным юмором и симпатией, и кажется, будто мы, читатели, знакомы с каждым из них с самого детства.


Кошка Скрябин и другие

Они живут рядом с нами, ловят наш взгляд, подсовывают мягкие уши под нашу руку. Ну да – пара изгрызенных туфель. Но что такое пара каких-то бездушных туфель по сравнению с теплой головой на твоих коленях, с их мягкими лапами и теплым пузом! Что пара разбитых чашек или опрокинутых горшков с цветами по сравнению с торопливым топотом и радостными взлаями и взмявами, когда вы еще идете по лестнице, когда всего лишь гремите ключами, когда только входите в прихожую! Впрочем, эта книга не только о них, наших усатых, хвостатых и пернатых.


Левый автобус и другие веселые рассказы

Автобус жизни писательницы Марианны Гончаровой не имеет строгого расписания. Он может поехать в любом направлении, даже заблудиться. Вообще маршруты воображения Гончаровой весьма причудливы и фантастичны. Она видит из окна своего автобуса гораздо больше, а зачастую и не совсем то, что видят другие пассажиры. Но с ее помощью они оказываются в удивительных и неповторимых жизненных ситуациях, из которых тем не менее всегда есть выход и всегда можно выбраться на дорогу, ведущую к дому.Читатели Гончаровой нередко чувствуют себя ее счастливыми спутниками, которым повезло ехать с ней вместе.


Дорога. Записки из молескина

Куда ведут дороги, которые мы выбираем? Эти широкие автобаны, узкие тропинки, воздушные коридоры или рельсы в два ряда? А может, и знать об этом не нужно? Ведь путь сам по себе – уже подарок судьбы. Поскольку жизнь и есть дорога. И все, кто на ней встречается, – наши попутчики. Даже если нам с ними и не совсем по пути…В новой книге Марианны Гончаровой – удивительные встречи, подаренные ей дорогой, – с разными людьми, городами и странами. И простая мысль: если ты отправляешься в путь с добрыми намерениями, то путь этот будет счастливым…И тебе счастливого пути, читатель!..


Четвертый звонок

Отличительная черта прозы Марианны Гончаровой — яркая театральность. Вот и в этой книге, как и во всяком талантливом театре, если и есть вымысел и преувеличение, то они абсолютно органичны. Ее герои, взятые, казалось бы, из реальной жизни, становятся действующими лицами и персонажами удивительных драм и комедий. При этом они играют свои роли с таким юмором и обаянием, так достоверно и убедительно, что начав читать, поневоле ловишь себя на желании зааплодировать. Как в театре…


Рекомендуем почитать
Прекрасны лица спящих

Владимир Курносенко - прежде челябинский, а ныне псковский житель. Его роман «Евпатий» номинирован на премию «Русский Букер» (1997), а повесть «Прекрасны лица спящих» вошла в шорт-лист премии имени Ивана Петровича Белкина (2004). «Сперва как врач-хирург, затем - как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с нимлитератора - помочь убавить боль и уменьшить страдания человека» (Виктор Астафьев)


Свете тихий

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Ого, индиго!

Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.


Менделеев-рок

Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».


Русачки

Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..


Лягушка под зонтом

Ольга - молодая и внешне преуспевающая женщина. Но никто не подозревает, что она страдает от одиночества и тоски, преследующих ее в огромной, равнодушной столице, и мечтает очутиться в Арктике, которую вспоминает с тоской и ностальгией.Однако сначала ей необходимо найти старинную реликвию одного из северных племен - бесценный тотем атабасков, выточенный из мамонтовой кости. Но где искать пропавшую много лет назад святыню?Поиски тотема приводят Ольгу к Никите Дроздову. Никита буквально с первого взгляда в нее влюбляется.