Чудаки - [76]

— Ну, дорогой сосед, где ваш сын?

— Кажется, поехал на охоту, — отвечал Граба.

— Ой ли?

— Мне кажется.

— Теперь не время охотиться. Можете ли вы уделить мне свободный часик?

— Я весь к вашим услугам.

— Можете ли вы поехать со мной за несколько миль?

— С удовольствием. Он обернулся к Юрию.

— Ну, и пан Юрий тоже.

— Я сейчас уезжаю в Западлиски.

— Нет, пан Юрий тоже с нами поедет, — ответил конюший.

— Куда это?

— О, какое любопытство! Узнаете куда!.. Ну, а если б в Замалинное, навестить наших добрых Суминов?

— С большим удовольствием! — ответили оба и поехали все трое.

В этом путешествии скрывалась тайна. Конюший тер руки, с беспокойством все высматривал, скоро ли они приедут. Приближаясь к двору, он высунулся из брички и указал старому Граба на привязанную к забору лошадь:

— Не Сарнечка ли это пана Яна (так называлась его верховая лошадь)?

— Да, в самом деле, — сказал Граба, — это Сарнечка Яна.

— Что пан Ян делает здесь? — смеясь, спросил конюший.

— Что? Он, как и мы, приехал навестить Суминов, — равнодушно ответил отец.

— Кажется, он частенько приезжает сюда?

— Нет ничего удивительного, они очень добрые люди.

Конюший полагал, что Граба будет сильно удивлен, увидав своего сына в бедной хижине, но ошибся в предположении и замолчал. Мы молча подъехали к крыльцу. Конюший прошел на цыпочках через гостиную, ведя за собою пана Грабу.

Старушка, мать Сумина, дремала над чулком; панна Юлия, ее дочь, вышивала в пяльцах у окна; Ян Граба сзади ее читал вслух книгу.

Неудивительно, что они не услышали, когда мы приехали. Конюший указал рукой отцу на эту парочку, как будто хотел сказать: а что? Отец улыбнулся.

В гостиной все уже зашевелилось. Бабушка сорвалась с подушек, воскликнув:

— О, Иисусе Христе, Пресвятая Дева! Пан конюший!

Ян отскочил, покраснел; барышня не успела поклониться — убежала.

Однако понемножку все пришло в нормальный порядок; и хотя на лицах выражалась еще тревога, но спокойный и веселый вид пана Грабы, самой страшной здесь фигуры, вскоре успокоил суматоху в доме. Конюший, полагая, что отцу нужно объяснить какие отношения связывают его сына с бедным шляхетским домом, постоянно преследовал Яна и Юлию вместе. Граба, как будто не замечая этого, был очень весел, с хозяином разговаривал о хозяйстве, с бабушкой о генеалогии, с девицами о цветах. Юлия бросала на него испуганный взгляд, как будто умоляющий о пощаде; сын был грустен, но покоен.

Перед самым почти отъездом, когда все поднялись со своих мест, старый Граба подошел к пани Терезе со следующими словами:

— Я приехал сюда не столько для того, чтобы навестить вас, сколько по другому более важному делу.

Все побледнели; конюший зажал рот, ожидая, что будет.

— Я упросил папа конюшего приехать вместе со мной, чтобы торжественно просить руки вашей дочери для моего Яна.

Старушка от удивления не могла промолвить ни одного слова; она не верила своим ушам, ломала руки и упала в кресло.

— Я знаю о его привязанности к панне Юлии, знаю, что вы считаете этот брак неровным, и вежливым образом давали ему заметить о напрасном посещении вашего дома; знаю, что Ян с терпением перенес все, любит панну Юлию, и во всех отношениях будет с нею счастлив, и потому прошу руки вашей дочери для моего сына.

Кто в состоянии описать удивление конюшего, радость честной семьи, и чувство, с которым сын бросился отцу на шею, а старушке к ногам. Действительность показалась сном этому бедному семейству; все плакали от радости; Юлия была почти без чувств. Конюший после минутного остолбенения, потому что никогда не ожидал такого конца, схватил Грабу за руку, сильно пожал ее и сказал:

— Сто тысяч чертей! Я никогда не ожидал этого! Да вознаградит тебя Бог!

Это была чисто драматическая сцена. Юрий был свидетелем ее и потом с увлечением рассказывал мне ее весь вечер.

XXIII. Юрий к Эдмунду

И счастливцы пишут иногда, дорогой Эдмунд. Я обещал было тебе не писать более, хотел было замолчать о нашей истории, которая сильно надоела тебе; но дурная привычка заставила меня взять перо: я привык извещать тебя обо всем, касающемся меня. Итак, да будет тебе известно, что через неделю будет моя свадьба с Ириной в домашней каплице, при нескольких только свидетелях. После свадьбы мы вскоре уедем в Польшу в мое бывшее имение, которое теперь выкупил мой дед, которое… Но выслушай все с самого начала; нечего делать, ты должен проглотить еще одно письмо, если бы оно даже задавило тебя.

Я, Ирина, да еще несколько особ были приглашены в Тужу-Гору. Я не знал цели этого приглашения; но, подъезжая к усадьбе, догадался по экипажам и по необыкновенному движению около дома, что здесь готовится особенное торжество. Из старой кухни клубился дым; Мальцовский был во фраке; перед сараем я узнал экипаж моей невесты и живо вбежал в комнаты.

Конюший, в парадном синем платье, в лакированных с кисточками сапогах, обритый, встретил меня с веселою улыбкой. Зала полна была гостей.

Приехали тоже все Сумины из Замалинного, за исключением маленького ребенка, который остался дома с нянькой. Я на первых порах не узнал пана Яна Сумина во фраке и в изысканном наряде; он не был похож на самого себя.